Скажи миру – «нет!» - Олег Верещагин

Ко мне подошел Вадим. Бастард у него был в крови до рукояти.

– Восьмерых взяли живыми, – сказал он и окровавленной боевой перчаткой – не крагой – провел по лицу. – Что с ними делать, князь?

– В костер, – ответил я, и серые глаза Вадима расширились. – Всех в костер, какой побольше. Что непонятно?

– Да, князь, – ответил Вадим.

И… поклонился мне.

* * *

Рассвет был прозрачным и холодным, как оставленное на морозе стекло. Мы все стояли за ручьем, над могилой, вырытой в мерзлой земле под отваленной гранитной плитой. Сталь постукивала о камень – Колька выбивал на граните короткие строчки прощания. Не пришли только Олег Фирсов (он просто не мог подняться) и сам Арнис (литовец лежал без сознания). Даже Север, опираясь на самодельный костыль и плечо Кристины, стоял вместе со всеми.

Ленка лежала на расчищенных от снега камнях, закрытых меховым плащом. Совершенно живая, только очень бледная… и еще ей не смогли закрыть глаза, и теперь на ресницах серебрился иней. Девчонки плакали все, даже Кристина, даже Наташка Мигачева, не пикнувшая, когда ей зашивали бок. И плечо Танюшки вздрагивало под моей рукой. Да и некоторые мальчишки плакали тоже…

А у меня не было слез.

– Все, закончил, – Колька встал на ноги, отряхивая колени от снега и каменной крошки. Я подошел к нему. На алом граните белели штрихи надписи:

Елена Рудь

12.05.73 г. – 16.02.88 г.

Мы помним

– Что ж, это все, – хрипло сказал я, расстегивая кобуру нагана. У меня оставался последний патрон… – Хороните.

Санек со Сморчом подошли к Ленке с одной, Вадим и Андрей – с другой стороны, взялись за углы плаща.

– Подождите! Не зарывайте! – послышался болезненный, хриплый крик. Мы обернулись разом, а потом так же разом бросились навстречу Арнису – он еле шел от пещеры, шатаясь, и, буквально рухнув нам на руки, прошептал: – Дайте… последний раз… – и потерял сознание.

Плащ подняли. Ленка поплыла над заснеженной землей. А потом свободные концы плаща закрыли ее, и остался только длинный сверток в мерзлой яме…

– Кто хочет что-нибудь сказать? – скрежещуще спросил я. Мне ответом было молчание, только Валька Северцева, шагнув вперед, сдернула с пальца и бросила на плащ свое простенькое колечко со стразами и сказала мне:

– Все, наверное…

– Да, все. – Я поднял револьвер. – Зарывайте.

Короткий выстрел расколол морозное утро пополам.

…Свой наган я спрятал в нише под нашим, мальчишеским настилом для спанья, замазав камни глиной.

А аркебузу Ленки взяла Ирка Сухоручкина.

И как в войну, мы продолжали

В жизнь играть…

О. Митяев

Снег ли, метель вьюжит,

Дай мне тепла в стужу,

Дай быть тебе нужным

Каждый час.

Дай мне глоток света,

Дай мне чуть-чуть лета,

Чтоб луч летал где-то

Возле нас.

Дай мне чуть-чуть воли,

Тяжкой не дай доли,

Дай совладать с болью,

Будь нежна.

И в грозовых бликах

Слышать не дай крика,

Знай, ты мне как никогда нужна!

Чтобы сути трудный путь мой

полон стал,

Чтоб июль настал

в январе,

Засверкает в нем

твоей любви кристалл,

Чтоб в огне его мне

сгореть.

Дай уходить твердо,

Дай быть всегда гордым,

Чтоб в тишине мертвой

Не упасть.

Дай мне мое право

Быть до конца правым

И самого себя

Не украсть.

Дай обрести веру

В то, что приду первым,

Рыси не дай мерной,

Шпоры дай.

Бросить в лицо спеси

Главную дай песню

И в поднебесье ее сыграй.

Чтобы сути трудный путь мой

полон стал,

Чтоб июль настал

в январе,

Засверкает в нем

твоей любви кристалл,

Чтоб в огне его мне

сгореть…

А. Розенбаум

В горах в этот день еще лежал снег, но ниже по склонам уже грохотали ручьи, подрывая и скатывая в реки валуны, неся песок, глину и гальку. И ветер был теплым, совсем весенним.

Княгиня Юлия пришла с охраной из двух человек почти в последний момент – я задержался у могилы Ленки Рудь в роще за пещерой. Охрана осталась ниже по склону, а Юля подошла ко мне, по колено проваливаясь в рыхлый снег.

– Уходите? – спросила она.

Я кивнул:

– Сергей пришел неделю назад. Он разведал путь и осмотрелся там… Но, может быть, мы когда-нибудь вернемся. Мир, в конце концов, круглый.

– Тут вы всегда желанные гости, – вежливо ответила Юлия. Но потом взяла меня за локоть тонкими сильными пальцами и заглянула прямо в глаза. – Я знаю таких, как ты, – тихо сказала она. – Ни я, ни Борислав, никто из наших не говорили никому из вас… У меня был брат-близнец, Йожо. Когда мы обосновывались тут пять лет назад, он не остался с нами. Он и еще несколько человек… Они ушли на юг. А три года назад нам сообщили, что урса уничтожили отряд Йожо на Крите, у него уже был большой отряд… Мне было бы легче узнать, что он убит. Но его взяли в плен и сделали рабом, Олег… Да, иногда бывает и так, – кивнула она в ответ на мой недоуменный взгляд. – Ты ведь идешь примерно в те места… – Юлия вновь, как тогда, при первой нашей встрече, беззащитным жестом прильнула щекой к вороту плаща. – Если вдруг случится так, что ты… я была бы благодарна за любую весть.

– Да, княгиня, – кивнул я. И вновь – тоже как тогда, только не становясь на колено, – поднес ее руку к своим губам. – Я ничего не обещаю, но я сделаю все, что могу. А сейчас мне пора идти.

Я не оглянулся, уходя. Здесь надо было прочно отвыкать оглядываться…

…Танюшка ждала меня там, где начинался спуск к морю. Стояла, прислонившись к белому стволу березы, в котором уже, наверное, начинали закипать соки, и издалека смотрела на меня. И этого взгляда было вполне достаточно, чтобы разом стереть все заботы и неприятности – как мокрой тряпкой с доски.

– Пойдем? – кивнула она мне, и рукоять корды качнулась над плечом, на котором лежал край мехового капюшона.

– Пойдем, – кивнул я в ту сторону, где наш уходящий во главе с Сергеем отряд превратился уже в цепочку темных силуэтов. Мы начали спускаться вниз. – Весна наступает, и мы пойдем навстречу ей – уже хорошо, а?

* * *

Дунай вскрылся где-то за день до нашего прихода. Присутствие Танюшки удержало меня от матерных ругательств, но Сергей не был столь щепетилен и вызверился на Саню: