Прикосновение - Клэр Норт

– Тебе часто приходится такое проделывать? – спросил он, сунув пистолет в карман куртки, небрежно наброшенной на плечи.

– Только при необходимости. Подержи вот это.

Он взял протянутую мной полиэтиленовую упаковку, не столько сознательным, сколько чисто инстинктивным движением. Протяни руку для пожатия, сумку, чтобы ее подержали, и если сделаешь это достаточно быстро, люди не успевают даже задуматься.

Когда его пальцы ухватились за ручки упаковки, мои прикоснулись к его коже, и я с глубоким вдохом уже смотрела в глаза медсестры, которая стояла, слегка покачиваясь. Мое же тело пронзила такая боль, что я сама чуть не упала, но лишь крепче ухватилась за ручки пакета, повернулась и пошла прочь от клиники.

Изнутри по-прежнему доносились звуки включенного телевизора. Там тикали часы, горел яркий свет, и внешне ничто не изменилось за прошедшие несколько минут.

Мы снова в микроавтобусе. Я перерезала проволоку, привязывавшую мужчину к крюку, и, как только его руки стали свободны, переключилась, не дав ему ни шанса пошевелиться.

Койл повалился на пол, а я вытащила изо рта комок грязной шерсти, некоторое время отплевываясь. У меня жгло кисти рук, пораненных во время безмолвных попыток порвать проволочные путы. Я помогла Койлу поудобнее улечься на спину, снова накрыла его одеялом, тихо нашептывая: «У меня есть болеутоляющее, есть снотворное». «К дьяволу все твои лекарства», – отвечал он, вряд ли ощущая браваду в своих словах.

Я проехала несколько миль, припарковалась на пустой стоянке позади какого-то обшарпанного склада, где мы не могли попасть в поле зрения видеокамер, и приступила к работе. Я подвесила первую упаковку с кровью к тому же крюку, к которому прежде привязывала сама себя. Сняла с раны повязку и осветила фонариком кровавое месиво. Имелось только входное отверстие пули небольшого калибра – я даже могла видеть смятый кончик металла, поблескивавший не слишком глубоко. В темноте Койл ухватился за мой рукав, но потом вспомнил о своей антипатии ко мне и медленно отпустил.

– Ты хоть немного… разбираешься в медицине? – спросил он.

– Разумеется. Где-то даже остался жить человек с дипломом врача, который честно заслужила за него я.

– Почему-то мне это не приносит облегчения.

Пока я лишь сменила повязку, введя в вену иглу с трубкой для переливания, но оставив пулю на месте.

– Вколоть тебе морфий?

– Не надо.

– Что ж, это твое тело.

Чувствуя спиной его злобный взгляд, я вновь села за руль.

Сервисная зона у извилистого шоссе, проложенного через горы. Койл все это время не спал, но и не говорил ни о чем, лежа под одеялом в задней части фургона.

Мое тело не имело при себе денег. Пистолет, нож, но ни гроша наличности. Но я все равно зашла в магазин-кафе при заправочной станции, заказала черный кофе и два «крок-мсье»[15]. Дойдя до кассы, за которой стояла женщина с заспанными глазами, я поставила кофе на стойку и ухватилась за ее руку. Мое бывшее тело покачнулось, сбитое с толку и недоумевающее, а я открыла кассу, взяла оттуда пачку евро и сунула ему в карман.

Он едва успел прийти в себя и заметить мою кожу поверх своей, как я мгновенно совершила обратный прыжок.

Я подала кассирше бумажку в двадцать евро. Ее, разумеется, удивило, что ящик кассового аппарата оказался уже выдвинут, но, глядя на мое улыбающееся лицо, она лишь слегка встряхнулась и не стала задавать никаких вопросов.

Я уселась на холодную металлическую скамью под навесом из красного шифера и дала кофе остыть, не притрагиваясь к нему. Жидковатое желтое солнце начало пробиваться сквозь линию горизонта, маленькое и словно озлобленное борьбой с серыми дождевыми тучами. Казалось, ничто не в состоянии привнести хоть немного красок в наступавшее утро. Низкий туман стелился над травой вдоль обочины шоссе.

Я съела свой сэндвич и снова включила мобильный телефон. Ему потребовалось время, чтобы перезагрузиться и показать новое текстовое сообщение: «Тебе нравится то, что ты видишь?» А несколько минут спустя отобразилось второе. Отправитель явно не сумел справиться с искушением: «Эта улыбка – специально для тебя». Вслед за текстом расположился «смайлик» – улыбающаяся рожица.

Толстяк-водитель с двойным подбородком и в пиджаке, застегнутом на мощном брюхе, как раз проходил мимо. Я спросила, который час, и, пока он собирался ответить, ухватилась за кисть его руки, прыгнула, взяла мобильный телефон из вялой руки не успевшего прийти в себя мужчины, опустила в карман шофера и тут же переключилась снова. На все ушло менее пяти секунд. Скорее, только три. Я даже успела почувствовать головокружение своего тела от предыдущего резкого перемещения.

Шесть тридцать утра, ответил мне шофер, восстановив равновесие своего грузного тела. Лучше отправляться в дорогу, пока транспортный поток еще не такой плотный.

В мужском туалете я зашла в кабинку, закатала рукав, нащупала вену и ввела десять миллилитров сильного успокоительного. Покончив с этим, вышла из кабинки, приблизилась к какому-то мужчине, стоявшему у писсуара, и сказала (причем мой язык уже ворочался не без труда):

– Ну-ка, ударь меня!

Когда же он наполовину развернулся ко мне, я перехватила его руку и переключилась, обнаружив на своих брюках все еще расстегнутую ширинку, после чего ударила свое бывшее тело изо всех сил. Я оказалась крупным мужчиной, и недостаток физической подготовки полностью компенсировался одним только моим весом. Кроме того, противник уже находился под воздействием лекарства. У него не оставалось ни малейшего шанса в борьбе со мной.

Рассвет на сервисной площадке во Франции. Я подыскиваю себе машину. Грузовик не годится. Слишком велика вероятность, что его прибытия где-то с нетерпением дожидаются. Идеально подошел бы кто-то, закончивший сейчас ночную смену, но для этого приходится внедряться сначала в водителя автобуса с запахом мяты во рту, потом в полицейского – толстозадого, у которого боль в левом боку, а затем в уборщицу.

Вот оно! Уборщица. Синий фартук, крашеные черные волосы, бледная кожа, тонкие руки. Она только что закончила мыть полы. А я, приостановившись и порывшись в ее карманах, обнаруживаю, что стала владелицей кошелька, в котором лежат сорок евро, но не вложено ни семейное фото, ни снимок любимого человека. Мой сотовый телефон отключен. Он совсем старой модели, и я им, видимо, почти не пользовалась. Но зато – благословен будь, Господи! – в одном из карманов я нахожу ключи от машины.

Я ставлю швабру к стенке, а на выходе забираю кофе и оставшийся сэндвич.

– Кто ты теперь такая, черт тебя возьми? – спросил Койл.