Зорге. Под знаком сакуры - Валерий Дмитриевич Поволяев

стука вошла Мария, окинула начальников безмятежным синим взором (Бранко, как непосредственный заместитель Гиллена, также был ее начальником), протянула Вукеличу стопку телетайпных листов.

— Что это?

— Официальные сообщения германского агентства ДНД.

Бранко подхватил листы, легким движением руки велел Марии уйти.

— Что там прислали эти берлинские уроды? — поинтересовался Гиллен.

— Обычные победные реляции, — пробормотал Бранко неохотно, — взяли такой-то город, следом города такие-то и такие-то… Бомбили Минск и Киев.

— Тьфу! — отплюнулся Гиллен. — Зачем уничтожать такие красивые места? Их же потом восстанавливать надо, это же — поток туристов, деньги в казну… Вот идиоты! Что еще?

— Ничего. Я бы охотно послушал противоположную сторону, прочитал сообщения ТАСС.

— ТАСС для нас в этом разе — недоступный плод. Боюсь, телеграфные сообщения из России еще долго не будут поступать в Париж. А в Токио еще дольше.

Гиллен поправил серебристо-угольный галстук, который был повязан на рубашку — галстук очень шел к его летнему костюму, толкнул приятеля кулаком в плечо и отправился в свой кабинет. Бранко остался один, покрутил головой, будто хотел вытряхнуть из нее лишнее, но из затеи ничего не получилось.

Он никогда не был в Киеве, не был в Минске, слышал только, что это очень красивые города, подлинно славянские, а Бранко считал себя славянином и был славянином. Боль Минска была для него такой же ошеломляющей болью, как боль Белграда, Загреба или какого-нибудь маленького городка на берегу моря, украшенного белокаменными православными церквями. Бомбить Минск или Киев — это все равно что всаживать гвозди в живое тело Югославии…

В одиночестве Бранко пробыл недолго — в дверь постучали.

— Войдите! — хмуро пробормотал Бранко.

Дверь открылась бесшумно, хотя не имела такой привычки — открываться бесшумно, обязательно либо скрипела, либо лязгала, как ржавый паровоз. Это было Вукеличу на руку — всегда, даже в дальнем углу коридора он слышал голос своей двери и понимал: в кабинет кто-то вошел. Сейчас Вукелич стоял спиной к двери, у окна, он понял: вошла женщина.

Только у женщин может быть такая невесомая кошачья поступь. Плюс запах духов, возникший в воздухе.

Это были духи Марии.

Он резко повернулся. Это действительно была Мария. В проеме двери она смотрелась эффектно — богиня, а не женщина. Бранко даже сделал движение к ней, но в следующее мгновение остановил себя — ведь у него есть Иосико, тоже очень эффектная женщина.

Бранко смотрел на Марию и старался понять, о чем она думает. Глаза Марии были безмятежны, около уголков рта возникли и тут же пропали две мелкие горькие складки, впрочем, это нисколько не испортило ее лицо. Продолжая бороться с собой, Вукелич высокомерно вздернул голову.

— Что-нибудь случилось?

— Да, случилось.

— Что именно?

Мария сделала шаг в кабинет и закрыла за собою дверь. В уголках ее рта вновь образовались две мелкие скорбные скобки, безмятежность, сиявшая в глазах, истаяла, внутри зрачков затрепыхались тревожные огоньки.

— Бранко, тебе надо немедленно уехать, — проговорила Мария. Раньше она никогда не обращалась к Вукеличу на «ты». Бранко пропустил это обращение мимо ушей, хотя надо было бы обязательно обратить внимание. — Немедленно, — повторила Мария.

Вукелич удивленно глянул на нее:

— Чего ради?

— Поверь мне, Бранко, оставаться в Токио тебе нельзя. Это очень и очень опасно.

По лицу Бранко проползла тень — он понимал, какую опасность имела в виду Мария, но, сдерживая себя, сделал легкий взмах рукой:

— Не преувеличивай, Мария.

За его спиной, за окном, с ревом и визгом промчалась пожарная машина, Бранко повел головой в сторону, произнес тихо:

— Вот пожар в деревянном Токио — это действительно опасно.

— Бранко, ну, послушай меня, ну, пожалуйста! Хочешь, я уеду вместе с тобой? Я люблю тебя, Бранко. Давай уедем вместе! Тебе грозит опасность!

В ответ Бранко отрицательно покачал головой:

— Нет!

В глазах Марии, только что бывших безмятежными, бездонно-синими, появились слезы.

— Я прошу, Бранко, очень прошу. — Голос Марии натянулся, зазвенел, но Бранко был неумолим, кроме слова «нет», других слов он, кажется, не знал.

— Нет.

— Бранко!

— Нет!

Мария согнулась надломленно, шмыгнула носом совсем по-детски, потом согбенная, словно старушка, промокнула платком слезы и вышла из кабинета.

У Бранко совсем упало настроение. Опасность он ощущал, чувствовал ее затылком, спиной — на него вот-вот нападут, и он предполагал, кто может напасть, но откуда об этом знает Мария? Загадка. Неужели прав был Зорге, когда предупреждал, чтобы он проверил Марию?

Но ее привел в агентство сам Гиллен, Бранко не может отменить его приказ, Бранко — подчиненный. Он услышал, как в висках у него встревоженно забилось сердце — собственное сердце. Раньше такие вещи с ним не происходили — Бранко держал себя в форме.

Заперев кабинет, он пошел к Гиллену.

— Робер, не выпить ли нам кофе с коньяком?

Тот быстро глянул на него.

— Что, какие-нибудь неприятности?

— Неприятностей нет, но неприятные предчувствия есть.

Гиллен порывисто встал, с грохотом отодвинул от себя кресло.

— Кофе с коньяком — это святое. Пошли, Бранко.

Можно было подняться в буфет, который имелся в здании агентства — здесь постарались сделать все на европейский манер, и получилось это у создателей неплохо, но Гиллен решительно повернул к выходу.

Погода продолжала стоять жаркая. На улице было полно людей и пахнущих бензином, бестолково тарахтящих машин. Что самое интересное — в последнее время машин сделалось больше, причем в основном окрашенных в защитный цвет — военных. Эти машины, грузовые и легковые, можно было обнаружить на каждом токийском перекрестке. Что они делают в городе? Или, может быть, в Японии произошел негласный военный переворот? Дышать на улице было нечем.

Робер прошел метров сто по тротуару, запруженному озабоченным народом и свернул направо, в затененный тихий проулок. Тут располагалась французская кофейня, где посетителей кормили парижскими блинчиками с топленым маслом и курицей и поили вкусным кофе.

По желанию в чашку можно было плеснуть двадцать граммов качественного коньяка. Робер был частым гостем в кофейне, его хорошо знали — к вошедшим едва ли не бегом кинулся толстый японец в массивных роговых очках, вполне сносно говоривший по-французски.

— Ну, рассказывай, чего произошло? — спросил Гиллен, едва они уселись за плетеный бамбуковый столик.

— Ничего особенного не произошло, — качнул головой Бранко, — просто я хотел узнать у тебя, откуда у нас взялась Мария?

— Мария, Мария. — Гиллен потер пальцами переносицу, глаза у него от перегрузок были красными. — Мария… Она приехала в Токио с рекомендательным письмом от заместителя генерального директора агентства «Гавас».

— Раньше ты ее нигде не встречал?

— Нет. А что?

— Красивая женщина.

— Только это ты мне хотел сказать?

— Не только.

Гиллен отпил немного кофе из чашки, посмаковал его во рту, — на лице появилось блаженное выражение, —