Дочь Сталина - Розмари Салливан

Тем не менее, самым ужасным было то, что постоянные подозрения в измене и шпионаже настолько въелись в сознание людей, что эти нелепые обвинения сработали. Многие советские граждане поверили пропаганде КГБ. Даже родственники Светланы подозревали, что не она написала «Только один год». Уж слишком ее вторая книга отличалась от первой.

Светлана совершила огромную ошибку, вынеся на страницах книги благодарность всем тем, кто читал ее рукопись по-русски. Она благодарила многих, в том числе Джорджа Кеннана, Луиса Фишера, Роберта Такера, Георгия Флоровского, Милована Джиласа, Аркадия Белинкова и его жену. Именно здесь КГБ и нашел список мнимых авторов книги.

Аркадий и Наталья Белинковы и в самом деле читали рукопись Светланы. В своих воспоминаниях, опубликованных в 1982 году, Наталья Белинкова объясняет:

Как и любому писателю, вырванному из своей привычной среды и еще не адаптировавшемуся к новой, ей были нужны читатели. Приезжая к Светлане, мы выступали в этой роли. Аркадий высоко оценивал ее рукопись. У него были сомнения только по поводу главы, которая была для Светланы особенно важна — «Берег Ганга». По его мнению, она несколько тормозила развитие основного сюжета…

Ни мы, ни Светлана понятия не имели, что вместе с нами рукопись читают «там, где надо». И прочитали ее более чем тщательно. В результате глава Комитета Государственной Безопасности Юрий Андропов приказал отделу пропаганды «распространить в западной прессе мысль о том, что новая книга С. Аллилуевой — это коллективная работа ряда авторов, в том числе, Д. Кеннана, Л. Шифера, М. Джиласа, Г. Флоровского, А. Белинкова» и велел «собрать информацию, компрометирующую этих лиц». Нет, его (Андропова) совершенно не заботило, что «Берег Ганга» тормозит основной сюжет. Он спасал репутацию Ленина.

Прочитав первую часть «Только одного года», Кеннан сказал Светлане, что книга очень хорошо написана. Она не предложила ему прочитать остальной текст. Он сделал несколько совсем незначительных редакторских комментариев. Георгий Флоровский был профессором в Принстоне, и Светлана упомянула его из вежливости, как и Джиласа, с которым встречалась только раз в жизни.

Светлана давала русский текст своей рукописи принстонскому историку Роберту Такеру. Они с женой жили по соседству и близко сошлись со Светланой, когда после приезда в США Такер пытался уговорить ее читать лекции в Принстонском университете. Такер задавал вопросы, предлагал поправки и, в конце концов, уговорил ее изменить заглавие. В марте Светлана сказала Луису Фишеру, что Такер «оставил «комментарии» почти на каждой странице, но я решила не слушать его».

В статье о Светлане, опубликованной в «Вашингтон пост» в 1984 году и озаглавленной «Светлана получила в наследство свои трагические пороки», Роберт Такер жаловался, что она не последовала практически ни одному из его советов и могла бы не благодарить его в своей книге. Это упоминание его имени в послесловии доставило ему несколько «неприятных моментов», когда он посетил Московский университет в 1970 году. Его сопровождающий набросился на него, когда рядом не было охраны, и, пытаясь напугать, сообщил, что читал «Только один год», злобно заметив, что это американская антисоветская пропаганда.

«Мы знали ее здесь еще студенткой, и она даже не могла сама написать курсовую работу…» Затем он очень близко подошел ко мне и значительным тоном произнес: «Это вы написали книгу». Я ответил, что, если он так считает, то совсем не знает Светлану. Она даже не принимает ничьих критических замечаний, не говоря уж о том, чтобы позволить кому-то написать за себя книгу. Это бы оскорбило ее авторскую гордость. На этом наш обмен любезностями закончился холодной улыбкой на губах моего сопровождающего.

Роль Луиса Фишера, безусловно, очень важна. Он был ее любовником. Она читала ему первую часть книги в Принстоне, когда их роман еще только расцветал. Но в середине августа, когда он уехал в Париж, а затем — в Тунис, она была на середине книги. А когда он вернулся, их отношения настолько испортились, что едва ли он мог предложить себя в качестве читателя. Тем не менее, то, что он был рядом, когда они писала первые страницы книги, возможно, определило тон всего произведения. «Только один год» был более политической книгой, чем «Двадцать писем к другу». Но, как Светлана сказала своей подруге Лили Голден во время телефонного разговора из Швейцарии, теперь она знала о преступлениях советского правительства так много, что была в ярости.

Двадцать пять лет спустя писательница Мерил Секрест, написавшая биографию американского архитектора Фрэнка Ллойда Райта и желавшая стать биографом Светланы (от этой идеи Секрест, по всей видимости, отказалась), напрямую спросила о «коллективном авторстве» «Только одного года». Светлана ответила: «Никто и никогда ничего не писал за меня. Я все написала сама». Но Светлана отдавала себе отчет, что, задавая вопросы, на которые, по ее мнению, она обязана была ответить, редакторы из «Харпер & Роу» вынудили ее написать куда более полемическую книгу, чем она хотела. Фишер рекомендовал ей почаще ссылаться на свою веру в Бога в первой части книги, но Светлана отвергла его предложения, оставив главу «Судьба» о своем крещении в Русской православной церкви в 1962 году. Она пришла к такому решению после встречи с Милованом Джиласом, который сказал, что, если она верит в Бога, в которого не верит он, то должна писать об этом так, чтобы он понял, что привело ее к вере. Именно поэтому Светлана упомянула Джиласа в благодарственном списке.

На самом деле, Луис Фишер не только повлиял на Светлану, но и кое-что украл у нее. В своей книге она рассказывала, как в 1948 году слышала телефонный разговор своего отца, когда ему сообщили об убийстве художественного директора Еврейского государственного театра Соломона Михоэлса. Сталин сказал тогда: «Ну, автомобильная катастрофа». В своей книге «Дорога России от мира к войне», вышедшей в 1969 году, Фишер пересказал эту историю: «Сталин получил сообщение по телефону и, по всей видимости… сказал… При этом Фишер не сделал никакой ссылки на личность человека, от которого он узнал эту историю. Он просто вычеркнул из нее Светлану.

В этом был смысл. Международное еврейское сообщество давно хотело узнать, что же на самом деле случилось с Михоэлсом. Книга Светланы вышла после книги Фишера и, таким образом, все выглядело так, как будто она переписала у него эту история, утверждая, что принимала в ней участие. Когда она пошла на конфликт с Фишером и спросила, почему он не сослался на нее как на источник, тот сказал, что просто забыл. Но когда Светлана задала тот же вопрос его редакторам (они печатались в одном и том же издательстве), они сказали, что советовали Фишеру указать ее имя, но он отказался. Это был тяжелый удар. Скандал о «литературном воровстве» сошел на нет только после смерти Фишера в 1970 году.

По иронии судьбы, в одной части своей книги Светлане действительно пришлось писать не совсем самостоятельно. Это касается страниц, на которых описывается ее путь в Америку через Италию и Швейцарию. Госдепартамент США дал понять, что она не должна рассказывать, какую роль сыграли итальянцы в ее бегстве, поскольку ее пребывание в Риме было незаконным. Швейцария же попросила не обсуждать политическую роль страны во всех событиях.