Екатерина Медичи. Итальянская волчица на французском троне - Леони Фрида

Гезы вышли в море, но шторм заставил их бросить якорь в Брилле, в Нидерландах. По стечению обстоятельств, испанский гарнизон только что отбыл оттуда на подавление восстания в Утрехте, и гезы — хорошо организованное морское войско — захватили порт, а затем и взяли под контроль всю провинцию Зеландия. Беженцы из этой провинции, осевшие в Англии и Ла-Рошель, поспешили воссоединиться с ними, при поддержке подпольных сил в Англии и в других сочувствующих им странах. 30 апреля, на следующий день после подписания договора в Блуа, англичане объявили, что возобновляют торговлю с Фландрией. Елизавета, не желая давать повод для торжества ни Франции, ни Испании, вела собственную стратегическую игру. Ей было необходимо ограничивать свободу действий испанцев в Нидерландах, поддерживать у французов намерение вмешаться и тем самым не дать Филиппу собрать силы и высадиться на берегах еретической Англии.

Ранней весной 1572 года Екатерина развила бурную деятельность, подстегиваемая радостным предвкушением, какого она давно уже не испытывала. Король Польши, Сигизмунд Август II, отличавшийся слабым здоровьем, овдовел. Он не собирался жениться снова и не имел законных наследников, а это означало, что трон Польши через некоторое время опустеет. Утверждают, будто один из любимых карликов Екатерины, поляк Крассовски, сказал хозяйке, что польский король умирает, добавив: «Мадам, вскоре для Валуа освободится еще один трон». Она ухватилась за эту мечту о далекой призрачной короне и решила, что ее обожаемый сыночек Генрих должен будет стать наследником Сигизмунда Августа. Дабы застолбить это место для сына после смерти короля, она послала Жана де Баланьи — побочного сына ее доверенного лица, епископа Баланса, Жана де Монлюка — на разведку в Польшу, чтобы тот сообщил о сложившихся условиях и выяснил, кого следует подкупить, обезвредить или соблазнить.

У короля Сигизмунда недавно умерла еще и одна из сестер, жена воеводы Трансильвании, вассала турецкого султана, считавшегося союзником французов. Желая снискать расположение Сигизмунда, Екатерина пообещала обворожительную Рене де Рье, девицу Шатонеф (любовницу герцога Анжуйского, которую он только что бросил) в жены вдовому воеводе горного края. Добиваясь разрешения султана на этот брак, Карл отправил письмо своему послу в Константинополь, описывая бывшую любовницу брата в восторженных эпитетах: «Мадемуазель де Шатонеф — прекрасная и одаренная девушка, происходящая из дома герцогов Бретонских, а, следовательно, моя родственница». Как себя чувствовала сама Рене, брошенная Анжуйским ради Марии Киевской, сестры новой герцогини де Гиз, а затем предлагаемая, словно невольница, неотесанному воеводе из варварских земель, не знает никто. Сделав все возможное, чтобы привести польский план в действие, Екатерина переключила внимание на более неотложный проект, а именно на брак Марго и Генриха Наваррского.

Получив от Екатерины множество писем, в которых та уверяла Жанну в безопасности приезда ко двору, королева Наварры не смогла удержаться и ответила так: «Мадам, вы говорите, что желаете видеть нас и не хотите причинить нам вреда. Простите мне невольную улыбку при чтении ваших писем. Вы стараетесь смягчить страхи, которых я никогда не испытывала. Я вовсе не считаю вас, как некоторые думают, пожирательницей младенцев». В январе Жанна отправилась ко двору в Блуа. Она ехала три недели в карете, просторной как дом. Горящая посредине печка давала путешественникам необходимое тепло, а матрасы и подушки помогали переносить ужасную тряску. Неподалеку от конечного пункта, в Туре, ее попросили подождать. Эта остановка, когда до цели было уже рукой подать, была вызвана появлением в Блуа легата и племянника папы Пия V, кардинала Александрини, приехавшего специально с протестом против брака между Марго и Генрихом, которому римская курия усиленно противилась. Первым делом кардинал навестил португальского короля Себастьяна. Отправив неотступно сопровождавших короля монахов-театинцев в монастырь в Коимбре, легат загнал Себастьяна своими речами в угол и держал его практически в плену, пока наконец не выжал из него обещание жениться на Марго. С этим обещанием в кармане Александрини прибыл ко французскому двору 7 февраля 1572 года. Надеясь, что Екатерина и Карл будут полны признательности за хлопоты о португальском браке, он также присовокупил требование, чтобы Франция присоединилась к Священному союзу против турок.

Кардиналу предстояло разочарование по всем статьям. Чтобы не заставлять Жанну ждать и не наткнуться на какие-нибудь еще неожиданные препятствия задуманному браку, Екатерина пригласила ее в Шенонсо, неподалеку, и там, 15 февраля 1572 года, наконец состоялась их встреча. Были тщательно оговорены религиозные вопросы, и связанные с перспективами совместной жизни — и касающиеся непосредственно церемонии бракосочетания, причем Жанна пользовалась советами протестантских священников, которых привезла с собой. Наконец Александрини уехал; его миссия потерпела полный провал. Отказавшись на прощание принять ритуальные дары, он поспешил прочь, всю дорогу погоняя лошадей. Случилось так, что на дороге ему встретилась карета Жанны д'Альбрэ, приближавшейся к замку. Александрини дипломатично сделал вид, что не узнал в пассажирке еретичку-королеву Наваррскую, что избавило их от натужного обмена приветствиями.

Король тепло принял Жанну в Блуа 2 марта 1572 года. Больная и измученная, она, однако, была преисполнена решимости довести переговоры до конца. Разрываясь между религиозной требовательностью и материнскими амбициями, она пыталась примирить непримиримое. По многим причинам Жанна страшилась развращенного французского двора; не то чтобы она боялась нападения или флорентийских уловок Екатерины, — насчет этого она была настороже, — скорее ей как старшей из французских принцесс и правительнице собственного королевства не хотелось выглядеть отсталой или провинциальной. Она подозревала, что может стать объектом для насмешек в оранжерейном мирке двора. Дочь Маргариты Валуа, сестры Франциска I, она унаследовала Наварру от отца и вышла замуж, по любви, за первого принца крови, Антуана де Бурбона. Их королевский дом весьма пострадал после измены коннетабля де Бурбона в 1523 году. Генрих II во время своего правления едва замечал их, а ее сластолюбец и простофиля-муж всю жизнь позволял обводить себя вокруг пальца и задвигать в угол. Жанна же была чрезвычайно умной и отважной правительницей, прямодушной и морально стойкой, но было что-то жалкое в ее женском тщеславии, в этой боязни прослыть деревенщиной.

С момента прибытия в Шенонсо письма Жанны к Генриху полны тревоги и жалоб. Так, 21 февраля она пишет: «Я заклинаю тебя не покидать Беарна, пока не получишь вестей от меня… очевидно, что [Екатерина] думает: все, сказанное мной — лишь мое мнение, а ты придерживаешься иного… Когда станешь писать в следующий раз, пожалуйста, изложи в письме все, что говорил мне, и особенно, выскажи просьбу о то, что ты хочешь узнать религиозные взгляды Мадам [Марго], сделай упор на том, что лишь это и удерживает тебя. Так что, когда я покажу ей [королеве] письмо, она охотнее поверит, что это твоя воля… Уверяю тебя, я чувствую себя очень неуютно, ибо они сильно напирают, и мне требуется все терпение мира».

Первое впечатление Жанны от Марго было весьма обнадеживающим, она писала Генриху: «Должна тебе сказать, что мадам Маргарита оказала мне всевозможные почести и гостеприимство и откровенно призналась, как ты ей нравишься. Если она еще и примет нашу религию, я смогу сказать, что мы — счастливейшие люди в мире… Вместе с тем если она останется привержена своей вере, а, говорят, она весьма ей предана, тогда этот брак разрушит чаяния всех наших друзей и нашу страну… Следовательно, сын мой, молись Господу сейчас усерднее, чем когда-либо прежде молился!»