Дверь на двушку - Дмитрий Емец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю. Но Илью он ни с кем не спутал, – мрачно сказал Ул.
Они спустились еще на площадку и остановились около числа 5, напыленного через трафарет.
– Пятый этаж! – шепнула Рина.
Макс и Родион вслушивались в пустоту этажа, пытаясь определить, слышали ли там их возню с берсерком. Не могли не слышать. Да и берсерк явно выскочил оттуда. Но все было тихо.
– Туда не пойдем. Там где-то растворенный. – Яра прижимала к себе ребенка. Ей казалось, что защиты надежнее ее рук существовать не может. И ребенку так казалось. Илья сонно посапывал и изредка дергал во сне слабой ножкой.
– Может, не там. Может, он где-то ниже, – возразил Родион.
– Тогда ниже с ним и встретимся, – отозвалась Яра.
Сухан одобрительно хмыкнул, оценив ответ. Яра была настолько поглощена сейчас своим ребенком, что слилась с ним в единое существо. Движением рук, колыханиями тела, дыханием успокаивала крошечный комочек жизни и ужасно боялась всего вокруг: страшного дома, темной лестницы, даже ржаво-небритого лица Родиона и его алых щек, возникающих, когда Родион неизвестно зачем засовывал себе в рот потайной фонарь.
Сухан наблюдал, как в Яре борются страх за ребенка и упрямая уверенность, что идти надо и что она обязательно дойдет. Наверное, это и есть женский героизм. С одной стороны – визжать при виде безобиднейших мышей и пауков, а с другой – выскакивать навстречу быку или крупному псу, если этот бык или пес несутся на ребенка.
Они спустились до четвертого этажа. Штопочка, полосуя бичом воздух, сгоряча сунулась было ниже, но вдруг застыла и попятилась. С лестницей творилось нечто непонятное. Она выгибалась как лестница Эшера, дробилась, закручивалась, и тени в ее углах шевелилиысь как живые.
Сашка не придумал ничего умнее, чем выстрелить в одну из теней из шнеппера. Пнуф, нацеленный почти в упор, лопнул где-то совсем в другом месте. И сразу же оттуда, где он лопнул, точно из шланга ударила слизь.
– Уходим! – приказал Сухан и, схватив Яру за плечи, втолкнул ее в ведущий к лифту коридор.
Едва остальные последовали за ними, как снаружи что-то треснуло, и целый пролет лестницы, по которому они только что спускались, был вырван, словно гнилой зуб.
– Вот спасибо! Раздразнил болото! – яростно крикнул Сухан и толкнул Сашку в плечо.
Сашка оглянулся за поддержкой на Боброка, но тот не слышал ни его, ни Сухана, ни звука обвалившейся лестницы. Боброк спешил, перебрасывая вперед свой костыль, тростью же успевая сделать еще взмахивающее движение по воздуху.
Откуда-то выскочили Коря и Никита и начали что-то быстро докладывать. По их мнению, до лифта можно было добраться, а вот дальше лучше не соваться. Боброк и Сухан осмотрели коридор. Две двери выглядели нормально, а из третьей росли какие-то верблюжьи колючки, с любопытством моргающие человеческими глазами. Некоторые из глаз успели завять, а еще некоторые были в завязях.
Сквозняк поднес к ногам Родиона бумажку. Он поднял ее, повертел и сунул Боброку. Тот осторожно осветил ее фонарем. Это оказалась пожелтевшая страница из школьного учебника.
– «Души прекрасные порывы!» – прочитал Боброк и важно кивнул: – Ишь как хорошо подмечено!
– Пушкин написал, – сказала Рина и скромно взглянула на свой перстень.
Боброк опять кивнул:
– Умнейший человек был! Мол, души порывы – и все дела, нечего им верить! Прямо в точку!
Он разжал руку и, отпустив страницу на свободу, осторожно зашарил фонарем.
Если человек разумен, то почему он допускает элементарные и очевидные ошибки? Почему совершает то, бесполезность, вредность и разрушительность чего осознает разумом? Ответ один: он входит в зону СТРАСТИ – то есть уродливого, раздутого и бесполезного.
Шагов за десять до лифта они наткнулись на ловушку, хорошо заметную в квадрате лунного света. Боброк презрительно хмыкнул и подтолкнул вперед Корю, чтобы тот обошел ловушку слева, но Сухан, выбросив руку с палицей, преградил Коре дорогу:
– А ну стоять! Раз-два!
Коря, у которого подчинение приказам сидело в подкорке, застыл.
Сухан поднял с пола несколько мелких камешков и широким движением бросил их туда, куда только что устремлялся Коря. Камешки пролетели с метр, и их с вакуумным звуком втянуло в пустоту. Ловушка была совсем низкая, малозаметная, но широкая, как мазутное пятно.
– Хитрят… Большая была для отвода глаз! – пояснил Сухан.
Боброк зашарил над пятном костылем, пытаясь определить его границы. Оказалось, что пройти все же возможно, но совсем вдоль стены, буквально вжавшись в нее спиной.
– Ты знал, что здесь ловушка? – спросил Боброк, когда они стояли уже по другую сторону заплатки.
– Нет. Но я ничему не верю. И в этом доме, и вообще, – сказал Сухан.
– Ну и глупо. Иногда верить надо. Порой тебе протягивают руку, чтобы вытащить тебя из ямы, а ты говоришь «не верю!» и продолжаешь сидеть в яме, – сказала Штопочка. Отвечала она Сухану, но смотрела почему-то на Родиона.
Долбушин подошел к шахте лифта. Он стоял опустив руки – худой, сутуловатый. Его силуэт напоминал силуэт шахматного коня. Испытав к отцу неожиданную нежность и близость, Рина подошла к нему сзади и поверх его плеча тоже стала смотреть в лифтовую шахту. Лифта здесь никогда не устанавливали. Это было просто вертикальное пространство, словно высверливающее дом изнутри.
Шахта подсвечивалась многоцветными вспышками, тревожными и переливчато-тягучими, как северное сияние. Рине чудилось, что она видит три воздушных шара, находящихся один внутри другого. Внутренний шар сияет – это он дает золотистый оттенок. Средний шар, синий, лопнул и, обвиснув на нижнем шаре, подкрашивает его сияние, кое-где совсем его перекрывая. И, наконец, третий шар – это их мир. Это он втекает в шахту зеленым туманом.
Из глубины шахты доносились смазанные звуки. Рине чудилось, что они выпивают из ее отца последние силы. Скулы Долбушина заострились. Кожа казалась пепельной. Отросшая щетина торчала как иголки старого больного ежа.
«А вдруг я в последний раз его вижу?.. Я же его люблю, но никогда ему этого не говорила… И он мне не говорил… Я только огрызалась, а он лез со своей опекой…» – подумала Рина.
Боброк грузно оперся спиной о стену. И он, откровенно говоря, выглядел не лучше. Лицо мятое, усталое, тоже серое. И опять у него была в руках фляжка.
– Ну вот и пришли. Видели, как наш мир всверлился в болото? – спросил он, отхлебывая и морщась.
– А если мы доберемся до тайника и раскидаем по Межгрядью все несвоевременные закладки? Они больше не будут в одной точке, давление миров ослабеет, и болото закроется! – предложила Яра.