Американская леди - Петра Дурст-Беннинг

После того как Томас приплавил один конец к трубке, свободный конец ее он поднес ко рту и подул в нее, как в флейту.

Ванда завороженно наблюдала, как простая стеклянная трубка превращается в толстобокий полый предмет. Когда ей показалось, что стекло вот-вот лопнет, Томас прекратил дуть и развернул заготовку с помощью щипцов. Потом он разогрел запаянный конец и наплавил на него стеклянную ножку. Как только стекло схватилось, он снова развернул заготовку, подержал открытый край над огнем и одновременно взял в руки щипцы.

Умелыми щипками он сформировал волнистый край, медленно превращая заготовку в вазу.

Ева решила заглянуть в мастерскую по дороге на кухню и теперь на цыпочках подошла к стеклодувной печи. Увидев, чем занимаются мужчины, она схватила Ванду за рукав, словно еще никогда не видела стеклодувной работы.

– Вот теперь то, что надо!

После того как Томас снова подержал вазу над огнем, он оттянул щипцами волнистый край еще больше. Авантюрин начал покрываться мелкими трещинами.

«Господи, пусть все пройдет хорошо!» – молча молилась Ванда, затаив дыхание. Авантюрин в некоторых местах стал светлеть, а в других выглядел как чистое золото.

На лбу у Томаса серебрились бисеринки пота, он отложил щипцы в сторону и помахал вазой из стороны в сторону, немного охлаждая стекло. Он впервые поднял глаза с того момента, как сел за стеклодувную трубку.

– Вроде бы у нас получилось!

В этот момент Ванда отважилась выдохнуть.

– Слава богу! – воскликнула Ева. – По крайней мере, не зря были куплены дорогие материалы!

Вздохнув, она подхватила поднос с остатками еды Вильгельма, который поставила у двери, и только теперь вышла из мастерской.

– Ну, как вам это нравится? Для первой попытки неплохо, правда? – в голосе Томаса явно слышалась гордость.

У Ванды в горле встал ком, который пришлось проглотить, прежде чем что-то ответить.

– Она получилась чудесной! – произнесла она сдавленным голосом. – Это мерцание… словно тысячи капель росы на белом цветке лилии заблестели в первых лучах восходящего солнца!

Девушка переводила взгляд с Рихарда на отца, ее глаза сияли.

Она знала это!

Она с самого начала знала, что, если они станут работать вдвоем, получится что-то хорошее!

Рихард поднял вазу и, прищурившись, осмотрел ее, направив на нее слабый свет масляной лампы.

– Соотношение стекла и авантюрина можно сделать еще более гармоничным. Во время работы над следующей я постараюсь поставить накладку немного глубже. Я, собственно, и сейчас уже намеревался это сделать, но побоялся, что не смогу добраться до конца глубоких канавок. А тогда бы все было испорчено, – сказал Томас.

– Старый ворчун! – съязвила Ванда.

Но Томас кивнул.

– Да, опасность в этом. – Он прикусил нижнюю губу. – А ты уверен, что мы сейчас должны добавлять кислоту? Собственно, ваза и так получилась очень красивая, разве нет?

Рихард рассмеялся.

– Тебя снова покинуло мужество? Я бы попросил, чтобы ты проявлял бóльшую страсть к экспериментам! В этом был весь смысл упражнения! Зачем мы тогда заказывали эти дорогие штуки?

– А сейчас подождите немного!

Ванда взяла записную книжку и поспешила встать между двумя мужчинами.

– Прежде чем вы возьметесь за кислоту, я хочу узнать, что вы прямо сейчас чувствуете.

Взяв карандаш наизготовку, она посмотрела сначала на одного, потом на другого. Эти записи будут важны, когда она захочет описать Карлу-Хайнцу Браунингеру новую серию предметов. С «карнавальной» серией было проще, она смогла описать собственные впечатления. Сейчас все иначе.

Мужчины уставились на нее. Рихард растерянно почесал затылок.

– Ты, в общем-то, должна спрашивать об этом самого стеклодува…

Томас раздраженно фыркнул.

– Если ты хочешь точно знать, то я чувствовал тяжесть в мочевом пузыре. Я уже давненько хочу в туалет.

Оба мужчины рассмеялись. Потом Томас вышел на улицу.

Ванда посмотрела ему вслед. Она чувствовала себя так, словно ей на голову вылили ведро воды.

– Этот… – От волнения ее рот вдруг переполнился слюной, и ей пришлось сначала сглотнуть, а потом говорить дальше: – Этот изверг!

– Не воспринимай все так серьезно. Кислоту мы и завтра нанесем, – потом он прижал Ванду к себе, быстро поцеловал в губы и был таков.

Ванда остолбенело смотрела на стеклянную вазу, ожидая, что Томас скоро вернется из-за дома.

– Ты все еще здесь, – приветствовал ее Томас, войдя в дом. – Я думал, ты пойдешь с Рихардом.

– А я думала, что мы поработаем вместе. Но, кажется, я ошиблась! – горько ответила она.

Томас простонал.

– Ну, что тебе опять нужно? Ты на самом деле можешь свести с ума любого! Прямо как твоя мать в прошлом! – воскликнул он, скрестив руки на груди.

– А ты ничего не можешь, только ноешь! – крикнула Ванда и вскочила.

Господи, он же ее отец, как он мог ее так обидеть?! Неужели он совершенно ничего не чувствует по отношению к ней?

– Неудивительно, что мама тогда ушла от тебя! И неудивительно, что ты сводишь все старания на нет! – бросила она ему в лицо.

Ванда подошла к нему так близко, что едва не коснулась его лица.

– Что я такого от тебя потребовала? Ровным счетом ничего! Захотела, чтобы ты просто поделился своими ощущениями!

К ее собственному ужасу, у нее в этот момент на глаза навернулись слезы. Она отвернулась к окну, прежде чем Томас успел это увидеть.

Воцарилось долгое молчание. Томас снова сел за стеклодувную трубку.

– Что я чувствую… Об этом меня еще никто никогда не спрашивал, – наконец произнес он.

Томас уставился на рабочую доску, которая за многие годы почернела от огня. Морщина между его глубоко посаженных глаз стала еще виднее, чем обычно.

– С детства я сижу здесь, в этой мастерской, у этой стеклодувной трубки. Каждый день. Раньше, когда мы еще работали здесь втроем и отец выполнял заказы, приходилось батрачить с утра до вечера, если нужно было выдуть тысячу мисок или сотню парфюмерных флакончиков. Я тогда часто думал, что если изготовлю хотя бы еще одну миску, то точно сойду с ума. Всегда одно и то же, никакого разнообразия! Но это никого не интересовало. Никому не были нужны мои собственные идеи! А у меня за все время родилась целая куча идей.

Он поднял глаза, но Ванда все еще смотрела в окно.

– Но об этом отец и слышать ничего не хотел. Он даже не смотрел на мои работы, только повторял, чтобы я не тратил время понапрасну: мы с заказами и так едва справляемся. У других мальчиков в деревне было иначе: у них было время на то, чтобы изготовлять свои изделия, а у меня с братьями – нет. А потом объявилась Мария со своими проектами, и старик вдруг загорелся энтузиазмом!