Стреляешь в брата — убиваешь себя - Максим Михайлов

— Не знаю, — вяло пожав плечами, ответил Роман. — Пресно как-то все у бухгалтеров. Так и вся жизнь пройдет между дебетом и кредитом. Душно, пыльно…

— Зато теперь, дыши, не хочу! — сплюнул под ноги Андрей.

Петрович, прислонившись спиной к мощному древесному стволу, блаженствовал, слушая птичий щебет, наблюдая за неспешно ползущим по голубому небу белесым облаком и периодически отхлебывая из фляжки. Метрах в двадцати все еще перешептывались командир, неожиданно живо отреагировавший на странное имя Альберт и захваченный ими в плен русский. Аналитик сразу сообразил, что Роман, (или правильнее все же Альберт?) и пленник знакомы по прошлой жизни, причем явно связывали их не простые и не самые дружеские отношения. Из этого он сделал совершенно правильный вывод, что ни экстренного потрошения, ни вообще полевого допроса пленного не предвидится. Любопытно конечно было бы послушать, о чем они там толкуют, но Петрович всегда свято соблюдал еще в армии Катанги накрепко усвоенное правило: прошлое товарищей по оружию не существует, все они живут лишь здесь и сейчас, и никому нет дела до прежней жизни других. «Джокеры» суетились дальше по тропе, осматривая и обирая трупы, складывали их рядком у дороги, отдельно клали оружие и боеприпасы, спорили, деля добычу, гортанно перекрикивались. Влад тоже был где-то там, в общей массе, стараясь суетой в гуще событий вытянуть из себя по капле пережитый страх, успокоить струной гудящие нервы. Так что даже поговорить, о произошедшей диковиной встрече командира со знакомцем из невероятно далекого отсюда нормального человеческого мира Петровичу было не с кем. Вот он и сидел один одинешенек, беседуя со своей неизменной фляжкой.

Наконец командир закончил беседу с пленным и подошел к нему, тяжело кряхтя, опустился рядом и уже по одному этому кряхтенью, по дерганным нервным движениям, Петрович понял, что разговор дался ему не просто. А сейчас в полный рост встанет какая-то неприятная проблема. Торопить события не хотелось, потому он лишь молча отхлебнул из фляжки, продолжая внимательно следить за эволюциями облачка в безбрежной небесной сини.

— Знакомого встретил, — неуверенным надтреснутым голосом прервал сгустившееся вязким напряжением молчание командир.

— Я понял, — не отрывая глаз от облачка, кивнул Петрович.

— Это была русская группа, — куда-то в пустоту проговорил командир.

Петрович молчал.

— Слышишь? Мы забили русскую группу. Два или три серба, остальные все русские!

— Мне все равно. Какая разница кого убивать. Это война, — равнодушно пожал плечами Петрович.

— Да, наверное, — потеряно произнес Роман.

Снова замолчали, на этот раз надолго. Наконец Петрович со вздохом, покосился на сидящего с опущенной головой командира:

— Хочешь его отпустить?

Тот кивнул.

— Нереально, — отрезал аналитик.

— Да ты пойми, Петрович. Если мы его сейчас в штаб сдадим, его же там насмерть запытают. Узнают, что русский и не слезут, пока не сдохнет.

— Парни не поймут, если взять и отпустить. Стуканет кто-нибудь потом в бригадную контрразведку, сам под трибунал пойдешь.

— Так я же не просто так, — с надеждой глянул на него Роман. — Скажем, что расстреливать ведем. Отойдем в лес, чтобы не видно было, очередь в воздух и пусть топает, куда глаза глядят…

— Нелогично, — безжалостно отрубил Петрович. — На кой хрен куда-то вести. Шлепнуть можно и тут с тем же успехом. К тому же этот перец потом влипнет в лапы какого-нибудь патруля и железно нас сдаст с потрохами.

— Да чего же он нас сдавать будет?!

— Иголки под ногти вгонят, и сдаст, — меланхолично заявил Петрович, прикладываясь к фляге.

— Так что же делать? — голос Романа звенел отчаянием.

— Что делать, что делать… — закряхтел Петрович. — Ох и надоели вы мне… Вечно выдумаете какую-нибудь хрень, а Петрович расхлебывай…

— Петрович, ну! Придумал что-нибудь?! Говори, не томи!

— Ишь, торопливый ты наш… Ладно, слушай сюда и учись, пока я жив, — аналитик еще раз булькнул фляжкой и крякнул, шумно занюхав глоток рукавом. — Значит, никаких расстрелов. Поведем твоего дружка к ручью умываться…

— Он мне не дружок! — перебил Роман.

— А мне по барабану, — рассудительно вздохнул Петрович. — Слушать будешь, или нет?

— Буду, — обреченно шмыгнул носом командир.

— Так вот, ручей рядом. Этого типа в штаб доставить надо в лучшем виде. Так что мы вполне можем повести его умыться, и вообще привести себя в порядок. Нормально, логично. У ручья вроде случайно начинаем считать ворон, делаем все, чтобы он почувствовал бесконтрольность и рванул. Дальше дело техники, пару раз пальнем поверх головы для ускорения процесса, и пусть валит на все четыре стороны. Так, и наши ничего не заподозрят, и он сам знать не будет, что его отпустили. Врубаешься?

— Петрович, ты умница! Просто нет слов!

— Ну и молчи, раз нет. А теперь пошли, пока я не передумал, и ребятишки делом заняты. Нечего время зря терять, уж коли решили.

Ветер шелестел в яркой зелени первой листвы весенних древесных крон, весело перекликались, радуясь теплу и солнцу птицы, журчала, перекатывая пенные струи по каменистому дну, узкая и быстрая горная речка. На берег вышли трое мужчин в пятнистой камуфляжной форме. Шедший впереди еле переставлял заплетающиеся на каждом шагу ноги, левая половина лица его вспухла огромным багровым синяком, глаз заплыл в узкую щелочку, плечи были безвольно опущены, руки сложены за спиной. Двое других выглядели не в пример бодрее, спокойные, уверенные в себе, они шли сзади, шагая не торопясь вразвалочку. В руках у них были автоматы, оба держали их с той сразу выдающей привычных к оружию людей небрежностью, что доступна лишь бывалым ветеранам.

— Умывайся! Кровь с морды смой и вообще, — повелительно гаркнул тот автоматчик, что был помоложе.

Пленник понуро опустился на корточки, сунув ладонь в пенные струи, и тут же инстинктивно отдернул руку. Текущая с гор вода была холодна, как лед и по контрасту с теплым воздухом неприятно обжигала кожу. Пожилой конвоир расхохотался хриплым каркающим смехом.

— Что студена водичка?! Ничего, потерпишь. Может быть, в последний раз умываешься!

Подстегнутый его смехом пленник все же зачерпнул полную горсть воды и зафыркал, размазывая ее по лицу.

— Тоже ополоснусь, пожалуй, — потянувшись до хруста в спине, произнес пожилой и, отойдя чуть выше по течению, присел к воде, беззаботно положив автомат на камни.

Пленник кинул в его сторону острый внимательный взгляд из под трущей лицо ладони, конвоир этого не заметил. Молодой, тоже не блистал усердием в караульной службе, развернувшись к плещущемуся рядом подконвойному вполоборота, он с интересом наблюдал, за тем как его товарищ осторожно тянется к воде, балансируя на скользких прибрежных камнях. На приведенного сюда под конвоем ни один, ни другой охранник не обращали никакого внимания.