Стреляешь в брата — убиваешь себя - Максим Михайлов

— Ну что ж, господа хорошие, — начал он, усаживаясь на предусмотрительно приготовленный для него стул. — Считайте, что вам очень повезло. Про ваши мелкие шалости командование готово забыть.

Он обвел собравшихся за столом пристальным взглядом, отмечая и веселые искорки, блеснувшие в глазах Дениса, и тупое безразличие Аспиранта, и сдержанный интерес опытного Дяди Федора. Все они на произнесенное реагировали по-разному, и сами они были разными, по неведомым причинам собранные судьбой в единое подразделение, крепкое и спаянное, прошедшее проверку вражеским огнем и куда более разрушительным для подобных групп временем. Готовое за своего перегрызть глотку кому угодно, только недавно видели впечатляющий пример. Отличная боевая группа. Лучшая в бригаде, а возможно и на всем фронте, и именно поэтому ему предстояло сейчас отправить ее на смерть. Потому что такова судьба всех лучших — погибать самыми первыми.

— Я не случайно сказал, что вы несколько поторопились с освобождением Аспиранта. Мы с воеводой действительно приехали за ним, и его отдали бы нам по доброй воле и с извинениями…

— Извинения не слишком большая плата за разбитую морду, — проворчал себе под нос Денис. — А так они надолго запомнят, кого можно трогать, а кого нет…

Воронцов внимательно посмотрел на него и под тяжелым командирским взглядом нарушитель дисциплины смущенно замолк.

— Я могу продолжать? Спасибо, — язвительно поблагодарил строптивого добровольца Дмитрий Сергеевич.

На самом деле эта пауза нужна была ему для того, чтобы собраться с духом, перед тем, как он произнесет то главное, ради чего к ним приехал, а вовсе не для того, чтобы поставить на место зарвавшегося боевика. Но, как говорится, одно другому не мешает.

— Так вот, — глубоко вздохнув, продолжил Воронцов. — Отпустить Аспиранта приказали с самого верха. Потому что нашей группе поручено особое задание. Сложное и опасное, такое, с которым можем справиться только мы и больше никто.

Добровольцы затаили дыхание, ожидая продолжения.

— Нам поручено, скрытно выйти в тыл врага на участке хорватского батальона. Совершить форсированный марш и взорвать оружейную фабрику в Витезе. Эта фабрика снабжает патронами весь мусульманский фронт в районе Травника. Так что ее уничтожение вызовет не малый эффект, сами понимаете.

— Ни хрена себе, — выдохнул Денис. — Вот то насыпем мусликам перцу на хвост! Это я понимаю!

Остальные тоже оживленно загалдели, обсуждая перспективы столь масштабной акции, даже в глазах последнее время ко всему безучастного Аспиранта зажегся мрачный огонь. Лишь рассудительный Дядя Федор молча качал головой, что-то прикидывая в уме. Поймав пристальный взгляд командира, он вопрошающе вскинул голову. "Да, — беззвучно ответил ему одними глазами Воронцов. — Да. Ты прав, старый вояка. Живыми оттуда вернуться немногие. Но идти все равно надо. Так что молчи, пусть пока они радуются, как дети. Это единственное, что мы можем для них сейчас сделать".

Андрей подставил разгоряченную щеку легкому прохладному ветерку, чутко прислушался к шумевшему вокруг ночному лесу и, не услышав ничего подозрительного, тенью скользнул вдоль просеки. По другой ее стороне так же призрачно-бесшумно крался Денис. Линия обороны хорватского батальона давно осталась позади, но осторожность все равно следовало соблюдать предельную. Никакой предварительной разведки территории произвести не удалось, полеты самолетов были запрещены, и ни один летчик не рискнул бы подняться в воздух, опасаясь немедленной расправы со стороны контролирующих небо миротворческих сил. Потому о данных воздушной разведки можно было забыть, агентурная же, работала из рук вон плохо. Так что никакой информации о точном расположении частей и подразделений противника за передним краем они не имели, прокладывая свой маршрут, что называется на ощупь, ощетинившись во все стороны дозорами, призванными заранее обнаружить присутствие врага. Основное ядро группы, состоявшее из Воронцова, Дяди Федора, Мыколы и еще двух добровольцев шло по самой просеке, полагаясь на бдительность высланных вперед разведчиков. По сторонам на расстоянии в сотню метров топали парные боковые дозоры, а замыкающими шли Саша Мороз и примкнувший к русской группе сербский доброволец.

Андрей скользил от дерева к дереву, изредка бросая взгляд на другую сторону залитой лунным светом просеки, чтобы проверить, как там Денис, не отстал ли. Тот махал ему рукой, показывая, что все в порядке и вполне можно двигаться дальше. Сейчас Аспиранта больше всего волновали мысли о минах. Карты минных полей в изобилии усеявших территорию республики не было ни у кого, и никто в целом мире не мог дать гарантию, что они сейчас не движутся по одному из них. А можно было нарваться даже не на полноценное минное поле, а на разбросанные с помощью артиллерийских снарядов на удачу «лепестки». Маленькая железка меньше ладони, а наступишь, и тебе оторвет ступню. Всю оставшуюся жизнь придется жить неполноценным инвалидом. Правда в их конкретном случае такая жизнь станет чрезвычайно не долгой, возможности доставить раненого в госпиталь до окончания операции не будет, а это равносильно смертному приговору. Андрей не боялся смерти, после гибели Милицы, весь окружающий мир стал пустым и уныло черно-белым, он абсолютно не держался за жизнь в нем, не видя больше в ее бестолковой суете ни смысла, ни ценности. Но вот возможность стать беспомощным калекой, обузой для товарищей, его пугала всерьез. Оттого он нервно вглядывался в покрытую перегнившей листвой землю под ногами в надежде вовремя разглядеть тонкую проволоку растяжки, или блеснувший из-под небрежной маскировки корпус нажимной мины. Понимал, что ночью это практически нереально, но упорно продолжал таращить слезившиеся от напряжения глаза.

Здесь следовало быть особенно осторожным, просека выводила их к самому подножью горы Колы, у которой раскинулось большое мусульманское село Нимица. Именно там с комфортом обосновались французские миротворцы из контингента ООН, загнав своих менее амбициозных коллег из Бангладеш на заснеженные вершины горного массива. Связываться с французами было нельзя, потому требовалась вся возможная бдительность, чтобы проскочить краем деревенских полей, не встревожив их посты. Конечно, миротворцы, это не мусульмане, стрелять, если на них не нападать, не станут, но если группа будет раскрыта, ей точно не дадут выполнить порученное задание.

Неожиданно лес кончился, разом оборвавшись у грунтовой проселочной дороги. Просека уперлась в нее, расширяясь корячащейся трухлявыми полусгнившими пеньками вырубкой. Дальше шла нетронутая целина деревенского поля, а где-то на самом горизонте виднелись редкие огоньки, горевшие в окнах Нимицы. Андрей встал, у самой дороги, надежно укутанный тенью крайних деревьев. Чуть левее также настороженно замер Денис. Ветер доносил со стороны села теплый уютный дух жилья и свежевыпеченного хлеба, заставляя истекать слюной изрядно проголодавшихся за время пути добровольцев. Слышался собачий лай, не настороженный и злой, а ленивый дежурный, призванный дать понять любому незваному гостю, что четвероногие сторожа начеку и исправно несут свою каждодневную службу.

Бесшумно возникшие из лесной темени добровольцы подошли к замершим у дороги дозорным.