Свои продают дороже - Ольга Некрасова

Сидя за компьютером, на месте, которое считалось «писательским», хотя чаще здесь работала она, Татьяна через стол наклонилась к Дмитрию. А вот он, сам не подозревая об этом, выбрал настоящее место Змея — высокий жесткий стул, с которого было удобно вставать со Змеевыми больными ногами. «Все равно не похож», — самым убедительным тоном сказала себе Татьяна и продолжала:

— Конечно, Володя мечтал о наследнике. Я была беременна, ребенок погиб. И вдруг Володя впервые заговорил о сыне. О вас. — Здесь Татьяна передернула, поменяла события местами, но не сомневалась, что, по сути, говорит правду. — Случайно я узнаю, что Володя помирился с вашим отцом. — «Отца» Дмитрий проглотил спокойно, и не подумав спорить. — Причем его напоили так, что потом у него был сердечный приступ, и бросили. Домой его привез фактически посторонний человек — Викин муж. Разговоры о вас начались после этой пьянки. Я подумала: вот еще один искатель наследства.

Дмитрий вспыхнул:

— Разве я когда-нибудь заявлял свои права?!

— Понятия не имею, — обезоруживающе призналась Татьяна. — Я знаю только, что у нас с вами сейчас первый разговор на эту тему. Извините, но, судя по жалобам вашей матери в политуправление, — Татьяна кивнула на папку в руках Дмитрия, — она умеет добиваться своего. В советское время жена офицера изменяет ему и ухитряется повернуть дело так, что у обманутого мужа рушится карьера, он вообще уезжает, а человек, наставивший ему рога, дослуживается до адмирала! Теперь вопрос: когда ваша мать сказала вам, что вы сын писателя Кадышева? Можете не отвечать — я и так знаю, что это случилось не раньше, чем писатель Кадышев стал Морским Змеем, обеспеченным человеком!

— Спасибо, теперь я понял все, — вздохнул Дмитрий. — Действительно, эти разговоры начала мать, и совсем недавно. Отец очень переживал, ревновал меня к Владимиру Ивановичу. А я Владимира Ивановича почти не помню: сначала я был маленький, потом он служил за границей, а когда вернулся, у меня уже был другой отец…

Дмитрий встал с папкой в руках. Татьяна лихорадочно вспоминала, с какими словами отдала ему папку: «возьмите» или «посмотрите»?.. Точно — «возьмите»! Показала благородство: я, мол, вам доверяю. А отдавать нельзя!

Там же записка, что Змей не считает его родным сыном или, во всяком случае, сомневается. Сейчас у Дмитрия тоже благородство взыграло, а вернется домой — мать уничтожит записку и заставит его судиться из-за наследства!

Дмитрий заметил Татьянин взгляд, слепо упершийся в папку, положил ее на стол и молча вышел.

Конечно, Татьяна проводила его семейство, и Дмитрий опять поцеловал ей руку. Закрыв за ними дверь, она подумала, что он точно не сын Змея: ни по внешности, ни по характеру.

Гости между тем расходились. Как это водится, засобирались все сразу, а Татьяне нужно было уединиться с каждым, чтобы всем назвать разную стоимость дачи.

Игоря она отсекла сразу: многозначительно шепнула:

«Останься!» — и змееплемяш развалился в кресле, воображая, наверное, невесть что.

Сохадзе перехватила у двери туалета, затащила на кухню «посоветоваться» и между прочим выложила контрольные цифры', дача пятьсот пятьдесят тысяч долларов, задаток — сто пятьдесят. Издатель-бабник сучил ногами и слушал невнимательно. «Обидевшись», Татьяна отпустила его: мол, позвоню завтра, а сейчас ты пьяный и все равно ничего путного не посоветуешь. Сохадзе пулей кинулся в туалет.

Барсукова застала в кабинете — подвыпивший главврач вызывал себе санитарную машину. Он сам спросил, сколько все-таки дают за дачу, и Татьяна выложила:. шестьсот, задаток — двести.

Дача стремительно росла в цене. Для Игоря пришлось сбавить сумму, чтобы тот не помер от зависти. Оставалось выпроводить змееплемянника, но Игорь вполне резонно считал, что раз Татьяна его задержала, то хочет сказать или дать что-нибудь особенное. Как всегда, он стал жаловаться на бедность и на Наташку; за обычной Балладой о Любящем Отце и Гулящей Дочери последовали арабские сказки: якобы во время войны в Персидском заливе Игорь, будучи инструктором, само собой, у арабов, сбил американский «Фантом». Поняв, что просто так от него не отделаться, Татьяна отдала змееплемяннику одну из долговых расписок, и тот резво удалился, пока она не передумала.

А Татьяна, включив компьютер, записала свои контрольные цифры: какую сумму назвала Вике, какую Гальке и всем остальным.

Вошел заспанный Сашка. Татьяна выскочила из файла и запустила компьютерный пасьянс.

— Где ключи от «мерса»? — выдыхая ароматы абрикосовой, спросил ее неугомонный брат. — Дачу поеду стеречь.

— Спи уж! — Татьяна была уверена, что рэкетиры, узнав, что дача продается, не станут ее поджигать.

Сейчас — сей час — Есаул думает, что у нее нет ни гроша. До суда с банковских счетов Змея нельзя снять ни копейки, а "суд — через четыре месяца и двадцать дней.

О других деньгах, после получения которых пришлось отходить по проселку на чужой машине, рэкетир не знает.

Через час-два наводчик сообщит ему об авансе за дачу, и завтра же Есаул позвонит Татьяне, почуяв живые деньги.

Он любит щегольнуть осведомленностью и обязательно проговорится: мне, мол, известно, что вы продаете дачу за столько-то долларов. И выдаст своего наводчика.

Завтра все станет ясно.

И вдруг Татьяна поняла: зачем рэкетирам вымогать деньги, если они считают, что можно прийти и отнять?!

Наводчик, кто бы он ни был, расскажет Есаулу, что капитан приедет смотреть дачу завтра утром, часов примерно до одиннадцати (потому что в двенадцать у него самолет), и сразу же передаст задаток. Суммы Татьяна всем называла солидные — от семидесяти пяти до двухсот тысяч долларов. Есаул обязательно клюнет.

— Едем! — скомандовала она Сашке, который уже примеривался лечь на диван. — И скажи отцу, чтоб собирался. По дороге я все объясню.

Первая ночь в засаде была не из приятных и тянулась чертовски медленно.

В. БОГОМОЛОВ. Момент истины

Татьяна гнала «Мерседес», наполовину опустив стекла, чтобы ее семейство протрезвело на морозце, и рассказывала все с самого начала, с того момента, как рэкетиры впервые появились на даче и Змей прострелил верзиле руку.

Отец, не успевший в их маленьком городке вкусить прелестей криминальной революции, ужасался и задавал неудобные вопросы: «Почему они привязались именно к Владимиру Ивановичу?», «Почему ты не сообщила в милицию?» За Татьяну огрызался Сашка, который много знал, а еще больше догадывался о делах сестры: «Пап, ну откуда она знает почему? Это у них надо спрашивать!», «В милицию еще Владимир Иванович сообщил и отдал им пистолет с отпечатками пальцев, а фиг ли толку?! Два месяца прошло, и что, нашли кого-нибудь?»

Сашка был горячим сторонником того, чтобы, не вмешивая милицию, разобраться с бандюгами домашними средствами. «Домашние средства» он предлагал такие, что отец хохотал, считая, что Сашка упражняется в черном юморе, а Татьяна ужасалась. Отец еще не успел понять, что после Чечни его добрый сынок превратился в безжалостного пса войны.