Любовь в Серебряном веке. Истории о музах и женах русских поэтов и писателей. Радости и переживания, испытания и трагедии… - Елена Первушина

Вот, например, Обыватель жалуется на писателей, которые его обижают: «Вот они, современные писатели: каждый норовит написать так, чтобы у читателя в голове все сдвинулось… Читаешь и думаешь: ни хрена ни понимаю, до чего же я, увы, дурак, мещанин… Это у них называется сдвиг плоскостей, конструкция… А все для того, чтобы в меня наплевать, как в плевательницу…». Одним словом, хотя в тексте встречались и полностью заимствованные сцены, и диалоги, в целом это была не калька с пьесы Чапека, а оригинальная интерпретация ее.

Но имя Георгия Кроля не упоминалось ни при публикации, ни при постановке пьесы. Он «выпал из обоймы» работавших над «Бунтом машин» литераторов.

Алексей Толстой получил неплохой гонорар (780 руб. 47 коп.) и не переслал ни копейки Кролю. Более того – он даже не поставил его в известность о состоявшейся премьере.

Тем не менее Георгий Александрович все же узнал о постановке и написал бывшему соавтору:

«Уважаемый Алексей Николаевич.

Со времени Вашего отъезда из Берлина писал Вам два раза по Вашему московскому адресу, но ответа от Вас не получил.

Случайно прочел в русском журнале, что „Бунт машин“ идет в Ленинграде в Большом драматическом театре. Был очень удивлен, что не имел об этом сообщений от Вас. Уверен, что „W.U.R“ {Вариант названия пьесы. – Е. П.} в своем переработанном виде („Бунт машин“) будет иметь большой успех.

В журнале было названо только Ваше имя. Надеюсь, Вы не забыли того пункта нашего соглашения, где мы условились во всех наших общих работах называть и Ваше, и мое имена, как при постановке в театре, так и при издании.

Когда Вы уезжали, Вы хотели вписать меня в члены Союза или Общества драматургических писателей с тем, чтобы затем уже Союз распределял поровну между нами поступления с наших общих работ, первой из которых мы выбрали “Бунт машин”. При этой системе Вы были бы избавлены от путаницы счетов. Сделали Вы это или придумали какой-либо иной способ обеспечить мои интересы?

Георгий Александрович Кроль».

И не получив ответа, Георгий Александрович, попросил свою сестру навестить Толстого и напомнить ему об условиях договора. На этот раз Алексей Николаевич ответил:

«6 мая 1924 года.

Г.А. Кролю.

Уважаемый Георгий Александрович,

у меня была Ваша сестра по поводу моей пьесы „Бунт машин“ и предъявила мне требование, чтобы я выполнил обязательства контракта, подписанного Вами и мной в Берлине, летом 1923 года.

Я ответил Вашей сестре, что по отношению моей пьесы „Бунт машин“, считаю наш контракт, касающийся Вашего перевода и моей литературной отделки пьесы Чапека… недействительным…

Я… не вижу возможности выполнить наш с Вами контракт, так как он касается пьесы Чапека, а не моей пьесы „Бунт машин“, которая является моим, личным, произведением с заимствованной темой. Прецеденты такого заимствования в классической литературе Вам, конечно, известны: „Ревизор“ Гоголя, написанный по пьесе Квитка-Основьяненко, пьесы Шекспира и т. д.

Я сказал Вашей сестре, что считаю своим долгом уплатить Вам гонорар за работу над переводом, причем, как Вы помните, перевод Вами сделан дословный, то есть подстрочный, как мы предварительно условились. Кроме того, я должен уплатить Вам за расходы по переписке пьесы. Но ставить Ваше имя под моей пьесой и платить Вам пятьдесят процентов моего гонорара за мою пьесу я считаю невозможным и думаю, что требования Ваши и Вашей сестры были основаны на недоразумении вследствие совпадения заглавия моей пьесы и предполагавшегося перевода.

Затем я сказал Вашей сестре, что по отношению дальнейших пьес, переводы которых Вы мне пришлете, – я обязуюсь, при случае невозможности их постановки на сцене, – не заимствовать из них тем. Это мое обязательство является дополнительным пунктом нашего с Вами контракта.

Алексей Толстой».

После чего представитель Кроля и подал иск в Ленинградский губернский суд.

Интересы ответчика представлял адвокат Ной Яковлевич Левин, некогда (в 1912 г.) защищавший «мещанина Сергея Мироновича Кострикова[86]» по его делу Ст. 102 Уголовного уложения 1903 года – «участие в сообществе, поставившем себе целью ниспровержение существующего государственного строя». В тот раз С.М. Кирова оправдали, и Левину еще несколько раз довелось защищать большевиков. После революции он стал профессором права на юридическом факультете Ленинградского государственного университета.

В качестве свидетелей выступали Н.Ф. Монахов, от лица цензоров – О.Д. Каменева, а также известный театральный актер и руководитель студии МХАТ И.Н. Берсенев (Павлищев), режиссер Ленинградского Большого драматического театра А.Н. Лаврентьев, живописец и график В.П. Белкина.

Экспертами по делу выступили писатели К.И. Чуковский и М.И. Замятин, известный историк литературы, исследователь творчества А.С. Пушкина и руководитель отделения Государственного архивного фонда П.Е. Щеголев, режиссер Александринского театра Н.В. Петров, драматург и режиссер Е.П. Карпов, актер и драматург Г.Г. Ге. Два последних указывали на то, что «Бунт машин» Алексея Толстого – не более как обработка пьесы Карела Чапека. «Обработка – это сглаживание языка, а переработка – переделка данного произведения – введение новых действ, лиц, новое освещение. Автор отступил от подлинника, но пользовался им, как канвой. „Бунт машин“ творческое произведение, но заимствованное, заимствовано гораздо больше, чем тема…»

Но другие эксперты придерживались противоположного мнения. Например, Корней Чуковский сказал: «У Пушкина в „Капитанской дочке“ есть целая глава из Вальтера Скотта… Толстой доказал, что он умеет писать творчески. Мольеровская комедия строилась на Плавте, классических образцах». Важнейшее различие, по мнению Чуковского: пьеса Чапека «против прогресса и против революции. Идея пьесы чисто религиозная. Машины в ней противопоставлены Богу. Создание искусственных людей – есть, по Чапеку, хула на Творца… У Толстого идея диаметрально противоположная. Он весь на стороне взбунтовавшихся…».

И на этот раз Левин отстоял доброе имя и финансовые интересны своего подзащитного. Он смог убедить суд в том, что пьеса «Бунт машин» является оригинальным произведением, права не которое всецело принадлежат Толстому.

8 декабря 1924 года в иске гражданину Кролю Георгию Александровичу к гражданину Толстому Алексею Николаевичу о признании соавторства было отказано. Коллегия по гражданским делам Верховного Суда РСФСР кассационную жалобу оставила без последствий.

Позже Кроль вернулся в Россию, в 1927 году работал на киностудии «Союзкино», написал ряд сценариев. Скончался в 1932 году.

Художница и переводчица Любовь Васильевна Шапорина записала в дневнике историю о том, как ее муж, композитор Юрий Александрович Шапорин, также столкнулся с некрасивым поведением Толстого: «Юрий обедал с Толстым у Горького, и Толстой стал рассказывать, что вот де какое либретто мы пишем для комической оперы, Горький же заметил, что он это читал у Сельвинского. Получился конфуз пренеприятнейший. На другой день Юрий зашел к Толстому… и Алексей Николаевич разбушевался: „Что же это такое? Говорят, что это сюжет Сельвинского, я не хочу в четвертый раз идти под суд за плагиат!“ („Бунт машин“, „Заговор императрицы“ и еще что-то)… Юрий рассказывает, что когда должен был состояться суд над Толстым за „Бунт машин“ Чапека, Щеголев П.Е. созвал Замятина, Никитина, Федина и сказал: „Конечно, граф проворовался, но мы должны его выгородить“. Толстого оправдали, после чего они пошли в кабак и здорово напились. Впоследствии Толстой предал и Щеголева, и Замятина. К чему это его приведет? Я убеждена, что tant va la cruche a l’eau qu’elle se casse»[87].