Древо жизни - Генрих Эрлих

— Ни в коем случае! Большое вам спасибо! Гого засиделся дома. Скорее бы лето, верно, Гого? — и, повернувшись к жене: — Дорогая, распорядись, пожалуйста, насчет чая.

— Немедленно распоряжусь! Дети, пойдемте со мной, папе надо поговорить с Иваном Дмитриевичем.

В который раз умилившись, ангел отлетел и вскоре погрузился в дрему на своем обычном месте, на вершине Александрийского столпа. Зала, в которую он проникал своим взором, находилась прямо против него, в Зимнем дворце. Шелестела новомодная подъемная машина. Старый служака-полковник был императором российским Александром II, молодая счастливая женщина — княжной Екатериной Долгорукой, дети и были детьми, их детьми, в роли дядюшки выступал князь Шибанский.

* * *

— Разумно ли вам появляться на публике? — спросил Александр, когда мужчины уселись в кресла у небольшого чайного столика.

— К счастью, я неизвестен широкой публике, — ответил князь Шибанский.

— Опасность представляют те немногие, которые знают.

— Волков бояться — в лес не ходить, — сказал князь и чуть погодя добавил, — все в руке Божьей.

— Только на Господа уповаю! — воскликнул Александр и зримо представил себе, как рука Господа отводит пули, летевшие в него здесь, в Петербурге, и в Париже. — Но разумная предосторожность не помешает.

— Прекрасно понимаю причину вашего беспокойства и спешу успокоить — мы с Юрием отнюдь не в Летнем саду на глазах у публики прогуливались. Мы отправились в карете в Троице-Сергиеву Приморскую пустынь, я там держу своих лошадей, и около полутора часов скакали по монастырским землям под бдительным присмотром монахов. Но со своей стороны тоже не могу не напомнить вам о разумной предосторожности. Я был очень удивлен, узнав, что вы перевели княжну с детьми во дворец. Яд ненависти способен проникать сквозь стены! Не говоря уж о других…

— Я не могу обходиться без княжны! — воскликнул Александр. — Я должен постоянно ощущать ее присутствие рядом!

— Прекрасно понимаю, — повторил князь.

Мужчины на некоторые время прервали разговор, давая возможность камер-лакею накрыть стол и разлить чай. Александр увидел книгу в зеленом сафьяновом переплете, которую, вероятно, читала княжна. Судя по переплету, книга была из его личной библиотеки. Александр терпеть не мог читать напечатанный текст, поэтому, прослышав о каком-нибудь новом или неизвестном ему литературном произведении, он приказывал писарям переписать его, так пополнялась его личная библиотека. Не все из этих книг он дочитывал до конца, но пролистывал, останавливаясь на привлекшихся его внимание страницах, все. Так он стал абсолютным рекордсменом среди всех государственных деятелей прошлого, настоящего и будущего, невозможно представить себе другого человека такого уровня, который бы просмотрел все книги в своей библиотеке.

Александр взял книгу в руки — Тургенев, «Дым». Он недовольно скривился. Не то чтобы он не любил писателя Тургенева, скорее наоборот, но этот роман… Князь Шибанский заметил тень неудовольствия на лице императора и правильно его понял — в романе в качестве одной из главных героинь была выведена бывшая любовница Александра, выведена не плохо, но все же… Есть темы, которых не касаются порядочные люди, порядочные писатели и даже уважающие себя журналисты.

— Мне все чаще кажется, что на всем свете меня понимает только Катя, — горячо заговорил Александр, когда они вновь остались одни, — она одна и еще — вы. Я ощущаю себя медведем в берлоге, которого обложили охотники, встали кругами, террористы, общество, семья, Европа. Уйду от одних, другие встретят пулями и рогатинами. Раньше между собой грызлись, а я стоял над схваткой, теперь все против меня объединились. А все эта война, будь она неладна! — горячность перешла в раздражение. — Уж более полугода прошло с этого злосчастного Берлинского конгресса, а все успокоиться не могут! Я не хотел этой войны — вы меня вынудили! Пусть не только вы один! И вот теперь они обвиняют меня во всем — в очередном унижении России, в развале армии, в расстройстве финансов, в том, что хиреет торговля и топчется на месте промышленность!

Еще немного и раздражение грозило перерасти в ярость, неконтролируемые приступы которой иногда накатывали на государя. Александр и боялся их, и стыдился, поэтому, почувствовав вовремя поднимающуюся волну гнева и сумев усилием воли укротить ее, он не только сразу успокоился, но даже пришел в доброе расположение духа.

— Такие вот дела! — сказал он, по-стариковски разводя руками.

— Куда ни кинь — всюду клин! — подхватил Шибанский, почувствовав перемену настроения собеседника. — Но мне кажется, что вы излишне драматизируете ситуацию. Война была необходима, протянув руку помощи братьям, вы пробудили самосознание и сплотили славянскую нацию, великую нацию! Вы выиграли эту войну! Кто бы и что бы там ни говорил! Вы совершили то, что не удавалось ни одному из ваших предшественников, что, несмотря на многовековые усилия, не удавалось заносчивой Европе, — вы сокрушили Оттоманскую империю и дошли до Царьграда! Берлинский конгресс — лишь досадный эпизод, лебединая песня агонизирующей Европы! Они и сами это понимают, поэтому, невзирая на внутренние противоречия, сбились в стаю, ополчились сообща на Россию. Последний раз ополчились! Через десять лет ни одна пушка в Европе не посмеет выстрелить без нашего разрешения, и все это будет достигнуто без всяких войн, они увидели нашу силу и они смирятся перед этой силой.

— Кто сказал, что русская армия развалена? Она была ничуть не менее развалена, когда залихватски била высокоорганизованного короля Фридриха и вступала в Берлин, когда щелкала, как семечки, французских генералов в Северной Италии и прорывалась через Альпы, когда гнала Наполеона, как зайца, до Парижа. Сейчас вы осуществляете необходимую реформу армии, и война лишь выявила некоторые недоработки. А сколько вы приобрели! Карс дал вам Лорис-Меликова, Плевна — Скобелева, первого уподоблю Кутузову, второго Суворову. Доверьте им руководство армией, и через десять лет один омоет сапоги в Индийском океане, а другой добьет Европу. То же и во внутренних делах. Торговля не хиреет, промышленность если и топчется на месте, то как скакун на старте. В силу входит поколение, выросшее после крестьянской реформы, поколение не рабов, а свободных инициативных людей, они поднимут Россию. А дайте им еще немного свободы, и они вознесут Россию на недосягаемую высоту. Нас ждет великое десятилетие!

Князь, говоря это, уже не сидел в кресле, а энергично ходил по зале, подкрепляя свои слова взмахами мощного кулака. Александр на короткое время загорелся от его истовой убежденности. В отличие от гнева, который мог явиться непрошеным в любой момент и полыхнуть всесжигающим огнем, радость в последние годы приходилось возбуждать и старательно поддерживать ее хилый костерок. Вот и сейчас огонь быстро спал.

— Вашими бы устами да мед пить! — воскликнул Александр устало и, чуть позже, протянул раздумчиво: — Десять лет… Вы говорите о великом десятилетии, о славных свершениях, а я думаю только об одном — как мне прожить эти десять лет. Я не боюсь смерти, но мне необходимы эти десять лет, Гого еще так юн…