Мы правим ночью - Клэр Элиза Бартлетт

– Линне… – прохрипела она и попыталась сделать вдох, чтобы крикнуть.

В уголках глаз потемнело.

Издали донесся рев аэроплана. Но горы хранили молчание. Все бесполезно.

Нет, не бесполезно. Не может быть бесполезно. Линне отказалась бросить своего пилота. Теперь очередь Ревны. Она не проклятье. Она уже спасала с помощью Узора других, а Линне ей была не чужая. Их связывали металл и магия, вера и преданность.

Ревна закрыла глаза. С каждым вдохом у нее мучительно горела грудь.

Она сосредоточилась на окружившей ее тишине, стараясь обрести в ней не страх, а покой. Бешено бившееся в груди сердце угомонилось и вернулось к обычному ритму.

Ревна растрескавшимися пальцами схватилась за Узор, не успев даже подумать о той агонии, которая накатывала на нее каждый раз, когда она дергала его нить. Пусть она в последний раз воспользуется магией Узора – этого будет достаточно. Линне. Боец полка ночных бомбардировщиков. Солдат. Товарищ. Может, даже подруга.

Она просеивала Узор, отделяя друг от друга пряди, из которых был соткан мир, пытаясь отыскать ту единственную, которую она потеряла.

Подумала об аэроплане. Вспомнила хватку – яростную, пока не побелеют костяшки пальцев – и несущийся по небу сноп искр. Вспомнила, как Линне цеплялась за нее в воздухе, когда они падали после того, как подбили аэроплан, глядя вниз на объятый огнем мир. Мы летим.

И в этот момент ощутила – нет, не жар, но какое-то тепло. Что-то узнаваемое и знакомое. Она знала, как Линне двигается, знала, как дышит.

Узор врезался в нее, Ревна стащила перчатки, заставляя руки повиноваться, закусив губы с такой силой, что зубы пропороли кожу. Все тело содрогалось в конвульсиях. Но дрожать было хорошо. Дрожь означала, что организм за нее сражается. Пальцы перебирали невидимые нити Узора, она дергала их одну за другой, вытаскивая из-под снега тело Линне.

В этой белой пустыне ничего не менялось. Ревна старательно прятала панику. Если она слетит с катушек, это не поможет Линне. И не поможет ей самой.

– Ну же, давай, – прошептала она.

Она знала, что тело Линне находится на другом конце соединявшей их линии. Но оно ей сопротивлялось. Точно так же, как всегда сопротивлялась сама Линне.

Ну почему, почему она была так упряма? Почему не пошла вперед, как ей велела Ревна?

Так, Линне не испортит Ревне последние моменты жизни чувством вины.

– Да пошла ты… – выдохнула пилот, и последовавший за этим прилив сил дал возможность глотнуть еще воздуха.

Не успев еще ничего увидеть, она почувствовала, что снег зашевелился, и на мгновение буквально оцепенела от холода. Ее со всех сторон окружала белизна, она слишком окоченела, чтобы думать.

Ревна уговорила Узор образовать вокруг Линне что-то вроде люльки, то и дело возвращая на место прядки, постоянно норовившие выскользнуть. Затем сжала их в одной руке и с силой дернула. Мышцы рук зашлись криком. На ладонях проступил гной. Она стиснула зубы, уперлась спиной в дерево и попробовала еще раз.

Снег на горном склоне вздулся, и из-под него вынырнуло безжизненное тело Линне. Она лежала в какой-то паре сотен метров от нее. Ревна вполне могла до нее добраться. И была обязана это сделать. Но снег был злейшим врагом ее воспаленных рук и протезов. Хоть она и не знала, что у нее с грудью, но понимала – ползти будет невыносимо. Однако проигрывать на этот раз не собиралась. Она смогла одолеть как союзников, так и врагов. А теперь, когда ее погребла лавина, она вступит в схватку и с природой.

– В последний раз, – пообещала она рукам.

Схватившись за прядь, Ревна почувствовала, что они задрожали. Тело приподнялось над землей всего на дюйм. Но этого дюйма было достаточно.

Сломанный протез пропорол снег. Она ударилась им о край камня и выпустила нить. В руки, в фантомные ноги вонзились невидимые кинжалы боли. Она не отступалась. Все тянула и тянула, ни о чем не думая, пока не почувствовала, что тело опять стало свободным. Прошла целая вечность. В глазах замелькали черные мушки. Она по-прежнему дрожала, но дрожать было хорошо. Наконец ее тело оказалось рядом с Линне.

Лицо девушки показалось ей ужасно холодным. В куртку, в перчатки, а может, и в ботинки набился снег. Под глазом наливался жуткий синяк, щека была страшно ободрана.

Ревна прильнула ухом к губам штурмана. Щеку защекотало едва заметное дыхание. Линне была жива. Пока.

Она села рядом с нею в снег. Мир вокруг побелел, словно врата подземного мира, врата страны грез. От сломанного протеза осталась лишь изодранная икра. Дрожь постепенно проходила, но от истощения она не обратила на это внимания. Может, следовало лечь и уснуть. В конце концов, она ведь знала, что не сможет одолеть эти горы.

Нет, спать пока нельзя. Нужно еще кое-что сделать. В ней нуждалась Линне. Нет, Линне не умрет и не испортит этим ее собственную смерть. Пальцы Ревны потянулись к поясу девушки, где к бедру была пристегнута ракетница. Переломить ствол ей удалось только с третьего раза.

Прикосновение холодного металла обожгло руку. Она направила пистолет в серое небо. Может, в Интелгарде увидят. А может, и нет. Чтобы выстрелить, ей пришлось нажать на спусковой крючок двумя пальцами.

Из ствола вылетел ярко-красный шар. Сигнальная ракета ушла вверх, окрасив небо в цвета флага Союза. Если они умрут, то умрут на родине.

Она подтащила Линне ближе к себе и прижалась к замерзающему лбу девушки шеей.

– Я рада, что летала с тобой, а не с кем-то другим, – пробормотала Ревна, хотя и знала, что говорить в этой ситуации хуже всего, хотя понимала, что Линне ее не услышит.

По лицу что-то потекло и замерзло. Слезы? Кровь? Ревна осторожно коснулась щеки и спрятала руки в карманы Линне. Да какая разница?

Она старалась думать о семье, о славных временах, когда папа был с ними. Старалась думать о девочках, вспоминая, как они танцевали в столовой.

Линне пошевелилась – самую-самую малость.

– Смотри, – безжизненным голосом прошептала Ревна.

На ее обращенное к небу лицо пеплом сыпался снег.

– Вьюга началась.

* * *

По снегу заскрипели шаги. Человек.

– Кто там? – крикнул чей-то странный голос.

– Это она.

Человек склонился над Ревной и расцепил сжимавшие ее руки Линне.

– Жива? – спросил первый.

– Тащи одеяла.

Ревна даже не смогла крикнуть, когда ее подняли и положили рядом с Линне в паланкин. Кто-то принялся стаскивать с нее куртку. Она оттолкнула его замерзшими руками. Куртка ей нужна.

– Прекрати, – рявкнул он.

Таннов, дружелюбный скаровец. Тот самый, что сначала танцевал с ней, а потом рассказал Линне о ее отце. Он методично ее раздевал, снял куртку, отстегнул протезы, стащил брюки, затем навалил на них с Линне одеял. И исчез. Несколько мгновений спустя на кровать паланкина запрыгнула огромная, лучившаяся теплом кошка и устроилась на груди Линне.