Самое древнее зло I. Брянский фоллстрайк - Максим Лагно

– Хм…

– Факт в том, Матвей, что маги – это ремесленники, которые, отработав рабочий день, возвращаются домой, открывают бутылочку дрикка и садятся перед театральным умобразом. Даже если они и помышляют о власти, то у них нет возможностей её взять. Ну, а то, что гувернюрство – это тяжкий труд, я уже говорил.

Матвей не сдавался:

– Но всё же… Маг, пусть даже Первой Отметки, способен уложить простого воина?

– Ровно настолько, насколько сапожник способен уложить вооружённого и опытного солдата армии Гувернюра. Только если очень повезёт.

– Но защитное поле…

– Защитное поле – это сложнейшее магическое действие. Тебе, как внеклассовому, этого не понять. Например, она – поймёт.

Так как Драген кивнул на меня, я подтвердила:

– Я всё первое учебное семилуние училась создавать защитное поле, которое могло бы задержать хотя бы муху или плевок наставника. Чего уж там говорить о стрелах арбалетов, которые зачаровали армейские маги?

Матвей поднял руки:

– Ладно, сдаюсь. Был не прав.

– Это не вопрос правоты, – смягчился Драген. – Это вопрос осведомлённости об устройстве мира, в котором ты очутился. Ты же попал сразу в такие условия, в которых обычный голдиварец никогда не окажется.

4

После этого разговора Матвей замолчал и отвернулся к окну. Так же молча он что-то делал на своём фотоаппарате: то ставил, то снимал окуляры. То смотрел задумчиво в окно. И вдруг – вскидывал фотоаппарат и делал снимок.

Он был так занят, что я наблюдала за ним, не таясь. Любовалась его красивым лицом и ловкими движениями, когда он прислонял к глазам уродливый фотоаппарат.

В душе моей снова шевельнулось что-то вроде зависти к Аделле. Она и красивая, и сильная, и Матвею нравилась. А я кто? Белобрысая девушка, похожая на миллионы таких же белобрысых девушек Химмельблю. Вдобавок мечтала работать в деревне. Я – один из тех ремесленников, о которых только что презрительно говорил Драген. Стыдно сказать, но я тоже любила после тяжёлого учебного дня раскатать на столе рулль какого-нибудь популярного умобраза, одну из тех бесчисленных историй с продолжениями. «Сериалы», как назвал их Матвей.

Впрочем, чему завидовать? Аделла была в плену у Первомага, а я принимала участие в делах, от которых зависела судьба двух миров.

Неплохо для белобрысой скромняжки? Только я этого вовсе не хотела, а вот Аделла только об этом и мечтала всю жизнь.

Я сама так погрузилась в эти мысли, что только сейчас заметила наведённое на меня тёмное око фотоаппарата. Матвей давно меня фотографировал, а я и не видела!

Я закрыла лицо руками:

– Ну, ты чего? Я же нерасчёсанная и лицо опухшее…

– Нормальное лицо, – ответил Матвей, убирая окуляр. – Мне нравится. Снимки будут хорошие.

1

Я подошла к неподвижной плоскости Барьера.

Расплывчатое отражение вытянулось в четыре моих роста, слегка закругляясь кверху. Чем выше, тем сильнее искажения. Зелёные холмы превращались в крутые скалы, а две из Семилунья казались не кругами, а бесконечно большими овалами, загибающимися за горизонт.

Рядом с моим отражением появилось отражение Матвея:

– Много чудес видел в вашем мире. Но это самое грандиозное.

– В Голдиваре считается, что каждый обязан хотя бы раз в жизни увидеть Барьер Хена.

– Почему?

– Вообще-то он занимает значительную часть нашего мира. Это, как бы, привлекает внимание.

Вытянутое отражение Матвея пожало плечами:

– Я начал читать «Летопись Закрытых Семилуний», но до Барьера Хена не долистал. Прежде, чем туда шагну, хотелось бы знать чуть больше.

Я повернулась к отражениям спиной. Я и Матвей стояли на заброшенной туристической тропинке где-то близ моря Войды, пустынной части океана. Граничившие с Барьером области были безжизненными. Не было ни рыбы, ни даже водорослей. Та живность, что забрасывалась сюда во время штормов, или стремилась уплыть, или умирала. Не удивительно, что Енавское Княжество было самым бедным в мире.

Мы спустились с холма к хижине. На крыше ещё торчали несколько букв на химмельском алфавите. Когда-то здесь была гостиница для любителей бродить вдоль Барьера. По плану в этой хижине нас должно было ждать снаряжения для путешествия за Барьер. Доспехи, рулли, автомат Матвея. Но енавцы снова проявили осторожность и не спешили выполнять обязательства.

Во дворе возница мыл лошадей, поставив их под дождик из небольшой круглой тучки. Драген переговаривался с каким-то пожилым енавцем, который не скрывал своей неприязни:

– Глаза бы мои вас не видели! Не могу знать, когда доставят ваши вещи. Скоро.

Драген отобразил на маске самое свирепое выражение, что ни капли не смутило енавца:

– Клянусь Триединым, обещали в ближайшие два витка подвести. Наверное, задерживаются в дороге.

– Два витка это много или мало? – спросил Матвей.

Я посмотрела в небо.

Начался то ли закат, то ли затмение. Присутствовали две из Семилунья. Главенствовала родная Стенсен, её видно во всех странах Голдивара. Перед ней висела Отпада, которая отчётливо проходила только над Енавским Княжеством, иногда заходя в Номас и Деш-Радж. В Химмельблю появлялась раз за двести семилуний, в остальное время её закрывали другие луны.

– Даже и не знаю, Матвей, – призналась я. – Из-за иной конфигурации Семилунья в этой части Голдивара своё времяисчисление. Я даже не знаю, вечер сейчас или утро. Или просто – затмение.

– Ну, офигеть, вы что ли не можете договориться о каком-нибудь всемирном времени?

– Давно договорились, но оно отображается только на стирометрах или специальных часах – лунариях. Стирометр у меня отобрали в тюрьме. А жителям любых регионов удобнее использовать местное время, чем непонятное всеголдиварское.

– Я думал, только на Земле любят по-идиотски разные системы измерений, несовместимые форматы файлов или разъёмы для электроприборов, но нам до вас далеко.

– До появления Семилуния, мы тоже отсчитывали время по солнцу. Но так как теперь оно половину дня закрыто Семилуньем, пришлось считать по ним.

Тем временем ссора Драгена и енавца продолжалась:

– Проваливай, пока я тебя не убил, – закричал Драген.

– Подумаешь, испужал, разрази тебя Триединый, – ответил тот и скрылся в хижине.

Возница рассеял дождевую тучку над лошадями и подошёл к нам:

– Простите, друзья, за недобросовестность соотечественников. Была бы моя воля, давно воевал бы на стороне Химмельблю.

– Ты не виноват, – согласился Драген. – Но это промедление подвергает нас опасности. Гофратцы и номасийцы идут по нашему следу.