Самое древнее зло I. Брянский фоллстрайк - Максим Лагно

1

Я выскользнула из дверей спальни и прошла по коридору. Сапожки несла в руках, прижав к груди. Из сводчатых окон студенческого общежития струился лунный свет. Когда я попадала в свет из окна, то отбрасывала двойную тень: в ночном небе висели две из Семилунья.

Половину витка назад я сожгла два стен-камня, но не смогла вызвать ни малейшего облачка, чтобы прикрыть свои тёмные делишки.

Впрочем, управление погодой не моя стихия. Хотя всегда об этом мечтала. Наставники же говорили, что я «кидаю камни в небо», подразумевая, что они неизменно свалятся мне на голову.

У входных дверей в конце коридора меня поджидал Хадонк. Он стоял в двойном квадрате лунного света, отбрасывая на шкаф с одеждой две тени. Во второй тени прятался семейных дух Хадонка, так называемый «споггель».

– Да уж, выбрали мы время, светло как днём, – прошептал он, делая попытку поцеловать меня.

Увернувшись, я наклонилась и обулась.

Сняла с вешалки пальто и просунула руки. Принюхалась:

– Почему сыростью пахнет?

– Это моё сердце обливается слезами, – меланхолично ответил Хадонк.

Он вдруг полез целоваться. А споггель взвился над его головой.

Я оттолкнула Хадонка:

– Какое из моих слов вчерашнего объяснения тебе не понятно?

– Все. Ни в одном из них не было любви.

– Это ли не объяснение?

– Когда любишь, не хочешь слышать правду. Я люблю тебя. Мне не нужна правда.

– Клянусь Родительским Топазом, ты зануда!

Я дёрнула его за руку. Мы тихонько отворили створку тяжеленной двери. Вход в студенческие спальные палаты был высотой в четыре роста, словно строили его для великанов из Щербатых Гор.

Хадонк так сжал мою ладонь, что пришлось зашипеть:

– Расслабься.

– Не могу, моё сердце сжимается в такт твоего безразличия.

Забавный всё-таки Хадонк товарищ, убей его булыжник. Товарищ, но не более. Как бы ему это объяснить?

– Убей тебя булыжник, я иногда не могу понять, ты серьёзно говоришь или издеваешься надо мной?

– Серьёзен, как Лорт-и-Морт, рассказывающий о своём героическом прошлом.

Я не удержалась от улыбки. Лорт-и-Морт – хранитель Академии Химмельблю. С помощью магии он смог продлить свою жизнь на много тысячелуний. Говорят, что сразу на десять. Но его долгожительство работало только в пределах Академии Химмельблю. И какой смысл от десяти тысячелуний жизни, если ты не можешь выйти даже за ворота замка, за которыми моментально исчезнешь?

Лорт-и-Морт прожил уже два тысячелуния, но не видел ничего, за исключением кромки Химмельского леса за крепостной стеной. Ещё он видел перелётных птиц в сезон Риттаки. Тогда он закрывался в своей каморке и протяжно рыдал, полагая, что его никто не слышал.

Не размыкая рук, прячась в двойной тени от крепостной стены, я и Хадонк пробежали мимо конюшен и единоборческих залов к пустым сараям, расположенным у стены замка. Во время бега меня преследовал странный сырой запах. Неужели будет дождь? Или я не смогла наколдовать облака, но ошибочно призвала воду? Вот уж точно, накидала в небо камней.

Из тени одного из сараев раздался тихий посвист. Мы резко свернули туда. Под навесом стояла вторая парочка нашей четвёрки.

Бочкообразное тело Слюбора Риммеля закутано в чёрный плащ. При каждом порыве ветра обнажалась красная подкладка, разрушая всю маскировку. Любой наставник, выйдя по ночным делам, мог увидеть, как у сараев периодически мелькало алое пламя.

Рядом с ним – Аделла Лью. Она оделась в обтягивающие охотничьи штаны и сапоги на каблуках. Рыжие волосы подоткнула под маленькую шерстяную шапочку, какие носили рудокопы. Несколько извилистых прядей очаровательно выбивались и ложились на её лоб.

Да уж, пока я колдовала облака, Аделла колдовала перед зеркалом.

Должна признаться, выглядела она выразительнее меня. Настоящая роковая злоумышленница.

Оглядев моё пальто, Аделла фыркнула:

– Бленда Роули, вы кое-что попутали.

Если назвала меня полным именем, значит – приготовила пакость.

– Аделла Лью, извольте пояснить, ибо слова ваши туманны, а тон оскорбителен, – перешла я на такой же витиеватый язык древних магов, вызывающих друг друга на поединок.

– Вы, Бленда, чужое пальто нацепили. Ладно бы чьё-то, но оно принадлежит Рельсону, целующемуся с жабами.

Я моментально стянула пальто: так вот откуда шёл сырой запах.

Хадонк отвернулся, скрывая улыбку.

– Убей меня булыжник, – я швырнула пальто на землю. Из кармана моментально выскочила жаба.

Слюбор мелко захихикал:

– Ты, м-м, не можешь своё пальто отличить от чужого?

– Я жгла стен-камни. Это отняло силы и внимание…

– Ладно, не оправдывайся, – скомандовала Аделла. – Нам пора.

Она повернулась к Хадонку и хлопнула его по плечу:

– Веди нас к Триединому Первомагу, следопыт.

2

Краешек статуи Триединого Первомага обнаружил Хадонк. Вместе со своим наставником и одногруппниками он часто ходил в чащобу леса Химмельблю, где упражнялся в магии путаников, превращая лесные участки то в степь, то в каньоны.

– Статуя расположена прямо на болоте, – рассказал Хадонк, пока мы пробирались через лес. – И, скажу я вам, статуя просто невероятно огромная. Вероятно, она давно окутана иллюзиями. Вероятно, во время наших упражнений, я как-то задел иллюзию и ненадолго сорвал покров.

– Как ты узнал, что это Первомаг? – спросила я.

– Статуя один в один, как рисуют в учебниках. Или как те копии, что стоят в храмах. Как можно не узнать образ Триединого?

– А потом?

– Я сделал вид, что не заметил сорванного покрова. Нарре Скиг, наставник путаников, запретил нам приближаться к болоту. Отослал на другой край леса. Я же спрятался в кустах, и видел, как он колдовал, восстанавливая защитную иллюзию. Подметил все связи защиты и последовательность наложения.

– Даже если ты их подметил, это не значит, что ты сможешь их сломать, – заметил Слюбор.