Цветок яблони - Алексей Юрьевич Пехов

Раздавленных. Выжженных самими основателями.

А затем колокол звучал снова.

И все повторялось.

Раз за разом.

Мерк стояла на балконе, на холодном зимнем ветру, вдыхала дым не унимающихся пожаров, слушая плач колокола. Погребальный звон. Прощание.

С кем? Возможно, с Мальтом. Возможно, с прошлым, которого, после равнин Даула, никогда не вернуть. Возможно, с учениками, теми, кто отвернулся от Шестерых. Выбрал ложный путь. И легшими там, где легли и те, кто не предал, остался верным до конца.

О, сколько их! И тех и других. Ставших пеплом. Прахом. Памятью. Порванными нитями в реальности. Навсегда ушедшими на ту сторону.

Она стояла на балконе, впившись пальцами в перила так сильно, что сломала ноготь, но даже не заметила. Не чувствовала боли, не ощущала холода от жестокого стылого ветра. Смотрела на мертвый, опустевший город.

Было бы ложью сказать самой себе, что она его не узнавала. Нет. Он почти не изменился, если не считать угольно-черной полосы, протянувшейся через него.

Мерк смотрела на зарево за горами. Туда, в некогда плодородные медовые долины, пришел горящий яростью Моратан, в день, когда проигравшие в Дауле, последние из уцелевших, отступили и встретили Шестерых, дабы дать последний безнадежный бой. Не пустить в город.

Умереть с честью.

Ее брат лишил их права чести. Дал возможность лишь умереть. Быстро, жестоко, стирая врагов из памяти мира.

Всех.

И людей. И асторэ. Величайших воинов. Прекрасных дев. Лучших учеников.

Теперь, на месте битвы… бойни, лишь вывернутая земля, чудовищные разломы, кратеры и нарушение всех законов бытия. Там камни размером со скалу летали по воздуху, точно птицы, а водопады уносились в небо, исчезая в облаках. Яд сочился из трещин, отравляя все вокруг, и Мерк полагала, что и спустя пятьсот лет мало что изменится. Такова была ярость ее брата.

После этого город распахнул несокрушимые врата, встал перед ними на колени. Ибо некому больше было сражаться. Остались лишь те, кто прятался в нем и не мог или не хотел выйти на битву. Мири молила простить их, оставить.

— Разве вы не устали от всего этого? Множить боль. Надо остановиться первыми, — говорила она.

— Мы уже послушали тебя с асторэ, — возразил Моратан. — Ты просила пощадить их, мы были против, но ты умеешь убеждать. Я сотру в порошок этот презренный род Аркуса. Всех, кто встал под знамена с водоворотом. И мы начнем заново. Восстановим былое.

Милт, теперь самый старший из четверых уцелевших, всегда знающий цену словам, проронил, кутаясь в плащ:

— Былое не вернется. Забудь об этом. Ты не отстроишь заново то, что сломано. Просто оставь.

Два голоса против одного. И Моратан повернулся к Мерк с вопросом в глазах, ожидая ее решения.

— Оставь, — наконец произнесла женщина с белыми волосами.

Ей было все равно. Ей было больно. Она хотела плакать, но забыла, как это делается. С тех времен, когда Нлон утешал ее, прошло так много лет, что от той девушки без способностей к магии не осталось ни следа. Но когда она обрела силу, та изменила её, сделала совсем иной. Лишь в минуты близости с Мальтом Мерк становилась собой. Хоть ненадолго возвращалась к той, прежней.

Отвлекалась от смерти. От шепота сотен тысяч, над кем имела власть.

Но теперь и Мальт ушел. Погиб за нее, спас, и не вернулся с равнин Даула.

Трое сказали свое слово, и Моратан неохотно отступил, приняв их волю.

Это было так… давно. Два дня назад? Три?

Время заканчивалось, и требовалось поговорить с ним. Теперь, когда она знает план Мири. Когда Милт согласился.

Все наследие под угрозой. Они в шаге от потери магии. Не останется ничего для будущего. Для учеников. Для множества поколений, которые придут после.

Мерк чувствовала, как магия вымывается из ее костей, не быстро, о нет, но тем страшнее была эта потеря. Словно сцеживали кровь. Жестоко и долго. Капля за каплей.

Таувины, так называли своих учеников Мальт и Моратан, уже начали терять силы. Но вскоре придет черед и тех, кто шел за ней. А потом… потом и она станет такой, как раньше. До того, как Мали открыла дорогу, и асторэ отдали им магию.

Мерк вышла на улицу, чувствуя, как ветер, бушующий после пожаров, швырнул в нее сухие острые снежинки, коля лицо, шею, плечи.

Колокол.

Звук.

Тоска.

Мерк шла через пустой город, опустив голову, не чувствуя умерших здесь в последние дни. Их нити были выжжены, дабы не дать пищу тому, кто пришел с той стороны.

Великая насмешка судьбы. Еще одна ее ошибка. Сколько она их допустила со времен молодости? И одна страшнее другой. Попросила Моратана не трогать жителей и собственными действиями убила их всех. Так, что пришлось оставить на Аркусе черный шрам.

Они все приняли участие в этом. Мири плакала, когда плавились люди, исчезали дома, а горячий ветер разорвал город на две половины. Крик стоял до небес и небо стало лиловым.

Никого не осталось кроме четверых переживших битву и их немногочисленных учеников.

Мерк ждали. Среди снега, холода, ветра. Двадцать два человека, облаченных в пурпур. Мужчины и женщины. Молодые, почти дети. Все, кто смог пройти бойни последних дней, закалить себя, выстоять и не сойти с ума от бесчисленных смертей.

Она увидела, что у Лутра разбито лицо, у Мар рассечена щека, а Гленн ранен и теперь его тело поспешно залечивает удар кинжалом в бок. Мерк не надо было спрашивать «что случилось?».

Прекрасно знала «что». Она предполагала такое развитие событий.

— Вы ответили? — спросила она.

— Диста заразила кожу напавшего на Гленна язвами, и больше они не пытались. Лишь угрожали, — произнесла Мар. — Проклятые таувины! За что они ненавидят нас?!

За нее. За то, что Мерк пыталась вернуть Мальта и потерпела неудачу. Привела город… мир к катастрофе.

Беловолосая некромант посмотрела в лицо каждому из учеников. Они сильны. Но, в то же время, так слабы. После войны и потому, что их двадцать два, а за Моратаном теперь больше шестидесяти, с учетом последовавших за ним воспитанников Мальта.

И противоречия растут как снежный ком. Первая кровь между теми, кто еще несколько дней назад был союзником, пролилась. Кровь — как ключ. Стоит появиться капле и словно рушатся все замки. Все, что сдерживало. Выпустить следующую каплю становится гораздо проще. А потом и реку.

— Вы уедете. Сегодня. Сейчас. Через ворота, сперва на север, а после на восток. Через новое море, в земли, которые я называю Кариф. Там бесконечные леса и реки,