Дом - Бентли Литтл

– Я тебя люблю, – сказала мать. – Мы все тебя любим.

– И я вас люблю!

– Встретимся в… – начала было она.

И полностью исчезла.

В Доме сгустился мрак, внутри стало темно, словно выключили освещение, пустой мир снаружи полностью растворился. Дэниел ощутил панику; он не знал, что ему делать. У него из головы не выходили Марго, Тони…

…и он снова оказался у себя дома, в спальне. Он стоял в ногах кровати и смотрел на спящую Марго.

Дэниел растерялся. Он был сбит с толку. Где-то в глубинах подсознания, несмотря на поверхностный слой скептицизма, наложенный современной жизнью, он предполагал, что после смерти все тайны разъяснятся, ответы на вселенские вопросы и метафизические проблемы, терзавшие человечество на протяжении всей истории и бывшие отправной точкой всех религий, тотчас же откроются – и он превратится в мудрое, просвещенное, любящее создание, кардинально отличающееся от того обыкновенного среднего парня, каким он был при жизни, и многократно его превосходящее.

Однако Дэниел оставался тем же самым, каким был раньше, не став другим, не став ни более умным, ни более просвещенным.

А только мертвым.

Если сложить воедино все, что было ему известно и о чем он мог догадываться, получалось, что Донин изгнала или убила обитателей всех остальных Домов, оставив их пустыми, тем самым разрушив заслон и открыв границу, чтобы мертвецы и прочие обитатели Потустороннего Мира вторгались в мир материальный, физический. Биллингс, служитель Домов, упорно сопротивлялся, затыкая все бреши в угасающих Домах, укрепляя рушащийся заслон, даже не подозревая о существовании девочки. Несмотря на отчаянные попытки Донин запугать бывших обитателей Домов, не дать им вернуться, они откликнулись на призывы Биллингса и Домов, и целостность границы была восстановлена и два мира снова оказались разделены. Но девочка убила Биллингса, а теперь последовательно пытается уничтожить остальных. Почему? Что ею движет? Чего она хочет добиться? Какова ее конечная цель? Дэниел не знал этого.

Ему вспомнились слова Марка: «В волшебстве нет логики». Тогда он не обратил на это замечание внимания, но теперь оно казалось ему мудрым. У него возникло чувство, что действиям девочки нет рационального объяснения, что ему ни за что не понять, что ею движет.

Однако, какой бы ни была цель Донин, Дэниел знал, что ее дело неправое, что она замыслила зло.

Ему хотелось знать, что сталось со Сторми, Марком, Нортоном и Лори. Неужели всех их так же, как и его, заманили в ловушку, стоившую им жизни? И все они убиты? Мать сказала, что мертвый не сможет убить Донин, что остановить девочку способен только живой человек, и Дэниел предположил, что первоочередная задача Донин заключается в том, чтобы убить всех пятерых, тем самым обезопасив себя. Оставалось загадкой, почему она не расправилась с ними сразу же, почему позволила зайти так далеко, почему не убила еще до того, как они вернулись в свои Дома. Быть может, их оберегал Биллингс… Быть может, способность девочки причинять зло не распространялась за пределы стен Домов…

Дэниел посмотрел на Марго. Жена крепко спала, даже не подозревая о том, что его уже нет в живых, что он никогда не вернется. Его захлестнула тоска, и ему захотелось расплакаться, вот только он не знал, кого ему больше жалко, Марго или себя самого. Наверное, ему было жалко обоих, жалко преждевременной гибели их взаимоотношений.

Однако плакать Дэниел не мог. Чувства были на месте, а вот физическая способность отсутствовала, и он стоял, глядя на жену, не в силах выразить свои ощущения.

Протянув руку, он погладил Марго по щеке. Его пальцы не прошли сквозь нее, остановились, наткнувшись на кожу, однако ощущения прикосновения не было. Дэниел не почувствовал ни тепло тела, ни гладкость кожи. Щека жены оказалась просто препятствием. Однако стены, разделявшей их, больше не было, и хотя Дэниел теперь не мог чувствовать Марго так, как чувствовал ее за секунду перед тем, как его затащило обратно в Дом, уже от одного того, что он находится рядом с ней, ему стало лучше, стало хорошо.

Дэниел наклонился еще ниже, чтобы поцеловать Марго, и, когда прижался щекой к ее щеке, вдруг почувствовал, что слышит ее мысли, понимает, о чем она думает во сне. Жена думала о нем, представляла себе, как они встретятся снова, планировала их будущую жизнь, и он вынужден был оторваться от нее; боль была слишком острой, слишком жгучей. Дэниел жалел о том, что не может поговорить с Марго, не может с ней связаться: попробовав растормошить и разбудить ее, он обнаружил, что его прикосновение не оказывает на нее физического воздействия. Он мог прикоснуться к ее телу, но не мог надавить на нее. Дэниел позвал жену по имени. Сначала тихо, затем громче, но она не просыпалась.

Выпрямившись, Дэниел повернулся к двери. На самом деле он вернулся ради Тони, ради Тони и Донин. Бросив напоследок взгляд на спящую Марго, Дэниел вышел из спальни. Теперь он мог проходить не только сквозь дверь, но и сквозь стены, – и шагнул в комнату Тони прямо через встроенный шкаф.

Донин сидела на кровати рядом с Тони и разговаривала с ним. Очевидно, мальчик видел и слышал ее, и, увидев выражение на лице сына, слушающего девочку, Дэниел ощутил тревогу. Он никогда прежде не видел это выражение – хитрое, коварное, совершенно не свойственное Тони, – и это только подчеркнуло то, какое влияние приобрела над мальчиком Донин.

На кровати между Тони и девочкой лежала кукла.

– Тони! – крикнул Дэниел.

Мальчик никак не отреагировал на его призыв.

– Тони!

Взгляд Донин на мгновение метнулся на Дэниела, но она продолжала разговаривать с Тони, тихим, спокойным, ровным голосом, не останавливаясь. Когда Дэниел снова окликнул сына, тот не обернулся, даже не вздрогнул.

– ТОНИ!

Шагнув ближе, Дэниел схватил мальчика за руку, но хотя его пальцы сомкнулись вокруг запястья Тони, он, как ни старался, не смог сдвинуть его. Дэниел напряг мышцы, навалился всем своим весом, но это было все равно что пытаться сдвинуть гору; он не смог сдвинуть сына даже на долю дюйма.

– В следующий раз возьми для рта зубы матери, – сказала Донин, указывая на незаконченное лицо фигурки. – Выбей их, пока она спит, как можно больше, и используй для своего проекта.

Впервые с тех пор как Дэниел вошел в комнату сына, он увидел у Тони на лице колебание.

– Нет, Тони! – закричал он, сознавая, что мальчик не сможет его услышать. – Не слушай ее!

– Я не хочу так делать, – сказал Тони.

– Ничего страшного, – поспешно заверила его Донин. – Ничего страшного. Можно будет использовать чьи-нибудь другие зубы. Зубы кого-нибудь, кто тебе не нравится. Например, кого-нибудь из школы.

– Может быть, – с сомнением произнес мальчик.

Потрепав его по плечу, Донин запустила руку ему между ног и погладила промежность.

– Продолжай в том же духе, – сказала она. – У тебя отлично получается.