Яд Фаберже - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Харыбин, вместо того чтобы ответить, налил себе водки и залпом выпил. После чего собрался и, к удивлению всех присутствующих, неожиданно ушел. Без объяснений. Молча.
Из спальни тихо вышел Шубин. По его лицу нетрудно было догадаться, что и он потрясен внезапным появлением матери Лоры.
– Это Шубин, Игорь Шубин, мой друг, – представил его Левин и, плеснув в чистую рюмку коньяку, протянул его Маше. – Вот, выпейте. Я не знаю, какая именно причина заставила вас объявиться, но раз вы здесь, то, пока мы не выясним у вас, что с Лорой, мы вас не отпустим.
Маша покорно выпила предложенный коньяк, села за стол и, словно только сейчас узнав в сидящей напротив нее женщине свою бывшую соседку Зину, улыбнулась. Казалось, до нее еще не дошел смысл сказанных Левиным слов.
– Мур. Вам говорит о чем-нибудь это имя? – спросил Шубин, когда Маша выпила коньяку.
– Да. Так звали одного моего знакомого. А в чем дело? – Маша еще продолжала как-то странно улыбаться.
– Лора пропала. Игорь Шубин и Юлия Земцова были наняты мною, чтобы ее разыскать. Все крайне серьезно, вы понимаете?
– Лора пропала? Как это? – Она не могла пока еще оценить всю серьезность этого заявления и теперь лишь всматривалась в лица сидящих рядом с ней людей, чтобы понять до конца, что же произошло на самом деле. И при чем здесь Мур?
И вот наконец тревога послышалась в ее голосе – пошла естественная реакция матери, узнавшей, что ее ребенку грозит беда.
– Мур? Вы говорите, Мур? – брови ее взлетели.
– Сейчас Мур держит Лору в Лондоне… – И Шубин, как того требовало дело, принялся рассказывать ей все, что он знал о Лоре. Левин, слушая его, безостановочно курил. У него в голове не укладывалось, что он видит перед собой Машу Захарову, мать Лоры. Ведь все считали ее умершей.
– Мур… – Теперь уже Маша сама налила себе водки, но, взяв рюмку в руку, вдруг остановилась и тихонько вернула ее на стол. Как если бы кто-то двигал ее рукой. – Мур? Да ведь он шизофреник. Он очень опасен… – Маша взяла предложенную ей Левиным сигарету и закурила. – Но почему же она не попыталась откупиться от него этими проклятыми безделушками? Неужели Нина ее так запугала, что бедная девочка не посмела даже заикнуться о них? Вот ведь тоже ненормальная…
– А откуда в вашей семье эти драгоценности и почему Лора не воспользовалась ими, чтобы поступить в университет? – не выдержав, спросил Левин.
– Эти драгоценности в нашей семье еще со времен революции, но нам с детства родители внушали мысль, что они не принадлежат нам… Кажется, мой прадед украл эти драгоценности у одной известной русской балерины, когда та бежала в Кисловодск из Питера… В нашей семье не было воров, и этот единичный случай навлек слишком много бед на нас. Сначала трагически погиб мой прадед, тот самый, который и польстился на чужое. Говорят, он тайком от семьи пошел на базар, чтобы продать одну из золотых вещиц балерины, и по дороге на него напала бешеная собака – или волк – и порвала его до смерти. А после так уж случалось, что стоило кому-то из наших близких продать хотя бы одну из этих вещиц, как тотчас происходило какое-то несчастье, болезнь или смерть… Да что говорить! Эти красивые вещицы отравили жизнь и мне. Если бы не они, я бы никогда не отправилась в Лондон, не познакомилась бы с отцом Лоры… У меня все оказалось связано с драгоценностями. Это зараза, отрава. Я всю жизнь только и занимаюсь тем, что покупаю и продаю старинные безделушки…
– А Лора? – спросил Левин. – Как же могло так случиться, что вы не виделись со своей дочерью? Она же считает вас умершей.
– Да какая из меня мать, что вы такое говорите, Сережа! Я всегда хотела, чтобы Лора жила своей, самостоятельной жизнью. К тому же я настолько перед ней виновата, что просто не осмелилась бы никогда предстать перед нею. Что я могла ей дать, кроме сознания того, что ее мать живет неправильной жизнью. Что она помешана на золоте и бриллиантах, деньгах и мужчинах?!
– Пусть так. Но вы же знали о смерти Нины Николаевны, вы знали, как одинока Лора, и даже тогда не появились…
– Сережа, вы многого не знаете обо мне. Я же долго и много пила, потом лечилась… Я не могла бы ей принести ничего, кроме страданий… К тому же не забывайте, что мне было стыдно. А что касается одиночества, то мы все в этом мире одиноки. Человек приходит в этот мир один и один уходит. Но я следила за Лорой, я знала, что в ее жизни появились вы. И я была рада, что вы приняли решение жить вместе. Быть может, позже я бы появилась, чтобы посмотреть на своих внуков… Но сейчас мы должны подумать о Лоре. И если она в Лондоне…
– Она звонила из Москвы сегодня… – сказал ей Левин.
– Ерунда. Я уверена, что она звонила по его указке из Лондона. Что же нам делать? Лондон… Думаю, Мур придумал что-нибудь, связанное с Арчи. Кто, говорите, прислал ей приглашение из Лондона? Эдит Чефлин? Еще одна сучка… Думаю, что Арчи грозит серьезная опасность… надо срочно ему позвонить и предупредить…
С этими словами Маша придвинула к себе телефон и принялась набирать номер. Через несколько секунд Левин услышал:
– Гринвуд? Кто это, Мардж? – И Маша сразу же перешла на английский. Вероятно, она звала к телефону Вудза. Затем последовала пауза, и снова зазвучал голос Маши: – Арчи? Это я, Мэй… Ты слышишь меня?
И когда она произнесла это волшебное «Мэй», Левин вдруг увидел перед собой не Машу Захарову, непутевую мать и заблудшую овцу с целым комплексом вины, а таинственную Мэй, красивейшую из женщин, которой позволено все. Электрический свет сверкал в ее золотых волосах и тонул в густом бархате ее чудесного черного наряда. Все в ней дышало утонченностью и изяществом. Левин бы не удивился, если бы она сейчас вдруг встала на носки и, приподнявшись на невидимых пуантах, закружилась по комнате… Прирожденная грация, отточенность движений, идеальная осанка… А как бойко она говорила на английском! Как на своем родном. Эта женщина была из другого мира и умела владеть многим… Пусть она не смогла стать примерной матерью, но зато она умела многое другое… И разве это ее вина, что бог не наделил ее умением быть хорошей матерью?
– Лора у тебя? У тебя? – Эти слова она произносила уже на русском языке. – Слава богу… Что там у вас происходит? Дай-ка мне трубку, я поговорю с ней…
Капли пота выступили у нее на лбу. Она промокнула их платком. Глаза ее блестели от слез.
– Лора? – Она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, и Левин в эту минуту простил ей все. – Лора, это я, твоя мама. Пожалуйста, не вешай трубку… Послушай меня…
Но она так и не смогла ничего сказать. Левин видел, что она вся обратилась в слух. Видимо, Лора что-то долго объясняла ей, рассказывала, быть может, о чем-то тяжелом для них обеих, потому что из глаз Маши лились слезы.
– Бог с ними… Они сами выбрали себе этот путь… Эдит… Не ожидала от нее такого… Так когда ты приедешь? Завтра? Ушам своим не верю… Как же ты нас всех напугала… Хорошо, родная, жду. Вернее, ждем… Вот сейчас передаю трубку Сергею…