Лестница в небо - Джон Бойн

– Ну, все это было очень давно, – сказал я.

– Ой, ну да, верно, вы же разок попадали в короткий список, да? – сказал Гэрретт. – Я об этом совершенно забыл. Когда это случилось? Еще где-то в девяностых?

– Да кто ж упомнит? Память у меня не та, что прежде. Я, как вы сами говорите, уже перевалил за полтинник.

– Ну, если проводить целые дни в пабах, можно только ожидать легкого сокращения своих способностей.

– Вы и сами в пабе, – отметил я. – И поглядеть на вас только! Наслаждаетесь своими пятнадцатью минутами славы.

– Да, но я праздную. Я попал в короткий список.

Я улыбнулся и ощутил нежданный прилив нежности к этому мальчику, который всегда умел не остаться в долгу. Я немножко скучал по его паскудным замашкам.

– А вы там это с кем вообще? – продолжал он, кинув взгляд на мой столик. – Похож на тех, кого снимаешь на вокзале Кингз-Кросс в мужских уборных в четверг вечером.

– Это вообще-то мой сын, – ответил я, и слова эти вылетели у меня изо рта, не успел я даже подумать о дальновидности этой лжи. Я бросил взгляд на Руфэса – выражение лица у него не изменилось, и я предположил, что ему ничего не известно о том, что произошло с Дэниэлом. Или же, возможно, было, но он решил, что сыновей у меня два.

– О, ну да, извините, – сказал Гэрретт, которому хотя бы хватило учтивости выглядеть смущенным от своего промаха. – Ошибочка вышла.

– Нет, все в порядке, – сказал я. – Да и вообще я б решил, что вы больше знакомы с таким типом людей, чем я. Вечерами по четвергам, говорите? А почему именно тогда? Это отчего-то особое хорошее время для поимки себе крутых партнеров?

– Я же извинился. Это была просто шутка.

– Обхохочешься, – пробормотал я.

– А ты в данный момент над чем-нибудь работаешь, Морис? – спросил Руфэс, который по какой-то необъяснимой причине сделался весь пунцовый, и я вновь повернулся к нему, пожимая плечами.

– О, я уверен, тебе это не очень интересно, – сказал я. – Ты ж, в общем, никогда не был великим поклонником моего творчества.

– Ну, я же издал “Двух немцев”, – сказал он, подтыкая на носу очки, – похоже, мое замечание его слегка задело. – Поэтому, справедливости ради, я был первым, кто заметил твой талант.

– Первым мой талант заметил Эрих Акерманн, – произнес я.

– И поглядите, что с ним стало, – произнес Гэрретт.

– Но ты прав. Ты действительно меня издавал. Дважды, на самом деле. А потом отверг меня.

– Если оглядываться, во всей той ситуации мы оказались далеко не на высоте, – ответил Руфэс, не отрывая взгляд от пола. – Сам я был относительным новичком во всей этой игре и слушался счетоводов сверху, а нужно было идти за своим чутьем. Я всегда знал, что ты – крепкая ставка.

– Мило было б услышать такое в то время, – сказал я. – Когда ты указал мне на дверь, это был вполне себе удар. С него начались будь здоров какие темные годы.

Несколько мгновений никто ничего не говорил. Я просидел за их столиком всего несколько минут, но мне уже удалось оскорбить их и вынудить их почувствовать себя мерзейше, поэтому мне начало казаться, что свое дело я тут сделал. Вдруг захотелось обратно в те времена, когда я еще не познакомился с Тео, когда просто был одиноким питухом и редко с кем-либо разговаривал. Жизнь тогда была проще.

– В общем, ладно, – сказал я наконец, положив руки обоим на плечи одновременно и сжимая так, чтобы наверняка остались синяки, – по-моему, я и так отнял у вас достаточно времени. Приятно было вас обоих видеть. И еще раз поздравляю, Гэрретт, со вхождением в длинный список.

– В короткий, – поправил меня он, но это слово прилетело мне уже в спину, поскольку я отходил прочь и направлялся к нашему столику.

– Простите за такую задержку, – сказал я, садясь, и Тео покачал головой, словно бы говоря: “Не беда”, а сам тем временем убирал телефон. – Пара старых друзей. Одного из них вы, вероятно, знаете. Гэрретта Колби?

– Писатель?

– Да.

– Слышал о нем. Но никогда его не читал.

– И незачем. Он идиот. А творчество его – детский сад. Его первая книжка имела какое-то отношение к говорящим зверюшкам, если мне не изменяет память.

– Как “Скотный двор”?

– Да, только без остроумия, политики, стиля или гения.

Тео рассмеялся и сделал долгий глоток из своей пинты. Кажется, ему все еще не давало покоя мое откровение, но меня переполняла решимость об этом больше не разговаривать. Не хотелось раздувать из этой мухи слона без особой на то нужды.

– Итак, – сказал я, – на чем мы остановились?

– Вы рассказывали о “Соплеменнике” и о том, как вы…

– Нет, это мы уже обсудили. О чем-то еще.

Он воздел бровь.

– Ладно, – произнес он. – Ну, вы собирались рассказать мне про Дэниэла, но вместо этого мы…

Мое благодушие тотчас же испарилось.

– Да, верно, – сказал я. – Что ж, что еще вам хочется узнать?

– Все, что вы пожелаете мне рассказать. Он писал?

– Нет. Он был хороший читатель, но не писатель.

– Мир успел повидать?

– Бывал кое-где. Немного посмотрел Европу со мной, когда мы ездили на фестивали. Но недостаточно.

– А когда он умер…

– Я не хочу разговаривать о само́м дне, если не возражаете, – сказал я.

– Конечно. Нормально.

– Может, в другой раз, – сказал я, отводя взгляд в сторону. – Тот день мне бы не хотелось воскрешать.

– Тогда мне пора покурить, если не возражаете, – произнес он, вставая, и я кивнул, а он двинулся к выходу, по дороге поглядывая на Гэрретта и Руфэса. Я накрыл бирдекелями наши пинты и добрался до уборной, где, мочась, прижал одну руку к стене. А когда снова вышел оттуда, заказал еще выпивки и сел ждать Тео. По своем возвращении он, сев, смахнул с глаз челку, и из-за никотиновой вони от его куртки я немного отпрянул. Мне никогда не нравилось, как пахнут сигареты. Дэниэла я с ними один раз застал, и мы поссорились, что бывало редко, когда я указал ему, до чего губительно это может для него оказаться – с учетом его астмы.

– Кстати, – сказал Тео, допивая предыдущую пинту и принимаясь за следующую. – У меня есть кое-какие хорошие известия.

– Ах вот как? – спросил я. – И какие же?

– Мне заказали написать пару книжных рецензий для “Тайм-аута”. Я отправил им образец своих работ, и они мне предложили два романа для следующего номера через месяц. Если останутся довольны тем, что я выдам, есть неплохой шанс, что мне дадут еще.

– Это превосходная новость, – сказал я, довольный за него. – Поздравляю.

– Спасибо, ага. Я этим действительно очень доволен. Платят немного, но мое имя в печать попадет.