В ставке Гитлера. Воспоминания немецкого генерала. 1939-1945 - Вальтер Варлимонт

Итак, произошедшее выявило все те недостатки высшего германского руководства, о которых столь часто говорится в этой книге, а именно: жесткая позиция Гитлера в политических вопросах, его заранее сложившиеся представления о стратегии, в результате чего он даже в этом случае оставался слеп ко всему, кроме угрозы Западу и Норвегии, недостаточное взаимодействие с нашими союзниками, бесполезность его собственного военного штаба; все это способствовало тому, что мы не вели никаких разумных приготовлений для предотвращения наиболее очевидного хода противника.

В действительности то, что произошло, было во многом типично для джунглей из проволочной сетки внутри верховной ставки. Вечером 6 ноября Геринг, не связавшись ни с кем в ОКВ, сам взялся изложить Кессельрингу в Риме планы Гитлера. Несмотря на протесты Кессельринга, он списал со счетов французскую Северную Африку как вероятную цель для десантной операции без дальнейшего ее рассмотрения. Невзирая на то что немецкие воздушные части давно уже истощены, что итальянский флот едва ли способен выйти в море и что конвои противника насчитывают больше ста девяноста кораблей, Геринг потребовал «атаковывать и уничтожать эти конвои непрерывно днем и ночью». 7 ноября Гитлер, сообразуясь со своими собственными планами, дважды приказывал генералу фон Ринтелену заявить в Риме, что «в Триполи и Бенгази должны быть осуществлены все приготовления для обороны, включая установку заграждений на дорогах». Даже в этот критический момент он снова приказал послать подкрепление на Крит, расположенный на другом конце Средиземного моря. Когда напряженность достигла апогея, Гитлер покинул дневное совещание и со всей номенклатурой зоны 1 отправился поездом в Мюнхен на встречу «старых товарищей по партии», чтобы представить там абсолютно ложную картину военной обстановки в целом. Новости о начале высадки во французской Северной Африке дошли до его поезда уже на следующее утро на глухой станции в Тюрингии. Все, что Гитлер смог, – это напомнить французам, которым он давал один отпор за другим, о данном ими когда-то обязательстве защищать свои заморские владения. Десантные операции растянулись от Касабланки до алжирско-тунисской границы, но у немецкой стороны для встречи с ними не было ничего, кроме нескольких подводных лодок и воздушных эскадрилий. Из штаба, оставшегося в Восточной Пруссии, голосом генерала Фрейера фон Буттлара донесся вопль, что Северную Африку, которой сейчас с двух сторон угрожают превосходящие силы противника, нам долго не удержать. Но этот вопль остался незамеченным в общей куче туманных политических и стратегических идей, зиждившихся главным образом на соображениях престижа.

Я услышал эти новости дома по радио утром 8 ноября. Затем последовал телефонный звонок из Восточной Пруссии, и мне сообщили, что меня избрали в качестве представителя ОКВ для поездки в Виши с целью организации обороны северо-запада Африки совместно с французским высшим командованием. Вечером я получил приказ отправиться на следующее утро с вещами в Мюнхен, где стоял спецсостав фюрера. Я разыскал поезд, стоявший на путях главного вокзала среди обычных составов и выглядевший абсолютно пустым. В конце концов случайно натолкнулся на Йодля, чтобы услышать всего лишь о том, что обстоятельства изменились и Гитлер уже не рассчитывает на французов. Все это настоятельно требует, чтобы я срочно вернулся на прежнее место службы, продолжил Йодль; никого, кроме помощников, нет, и мои знания и опыт незаменимы; тем временем из Восточной Пруссии вызвали персонал, но он не мог прибыть раньше чем через двое суток. В такой критической ситуации мне ничего не оставалось, как подчиниться, хотя я предпочел бы как можно скорее получить другое назначение.

В тот момент атмосфера в верховной ставке являлась отражением метаний, происходивших за ее пределами. Гитлер обитал в квартире фюрера на Арцисштрассе, ведя переговоры с Чиано и Лавалем, и не появлялся в спецпоезде. Кейтель с Йодлем носились взад-вперед между Арцисштрассе и главным вокзалом. Я, разместившись в небольшом спальном отсеке, собирал информацию, которая валилась на нас, и готовил первые приказы по созданию «плацдарма» в Тунисе и оккупации еще не оккупированной части Франции. Сначала было намерение вернуться в Восточную Пруссию, но так как личный состав штаба вызвали оттуда, стало ясно, что Гитлер хочет обдумать сложившуюся обстановку в уединении Бергхофа.

В речи в мюнхенской пивной Гитлер только что поздравил себя с тем, что Сталинград у него в руках. Теперь, когда от ОКХ его отделяло около тысячи километров, а от места главных событий примерно две тысячи, между 19 и 21 ноября его настиг третий за эти недели удар – город, за который так долго велись бои, был окружен русскими. Это можно было предвидеть, когда противник совершил прорыв в низовьях Дона, но тогда внимание было приковано к Ростову; это можно было предотвратить, если бы мы не цеплялись за изначально поставленные цели, невзирая на постоянную растущую нехватку средств. Теперь там, как и в Северной Африке, надо было исправлять положение, когда подходящий момент уже миновал, а средств для этого осталось еще меньше. Все, что было у нас в распоряжении для того, чтобы остановить лавину русских, – это единственная немецкая танковая дивизия в резерве сухопутных войск, к тому времени хорошо поистрепавшая себя в водовороте событий, и несколько «пожарных команд», придуманных Цейцлером и состоявших из людей, которых наскребли в тыловых службах, – писарей, поваров и водителей.

Все это свалилось на ставку в тот момент, когда она была разбросана по разным углам, как это всегда случалось во время пребывания Гитлера в Берхтесгадене. Сам он находился в Бергхофе, из военных с ним были только помощники. Кейтеля, Йодля и других военных лиц из зоны 1 Ламмерс разместил в маленькой рейхсканцелярии на окраине города. Штаб оперативного руководства находился в специальном поезде на вокзале Зальцбурга. ОКХ, на котором лежала основная ответственность за все рекомендации и действия, оставалось в Мазурских лесах у Ангербурга. ОКЛ находилось там же, хотя, видимо, без своего главнокомандующего, у которого больше дел оказалось где-то в другом месте. 21 ноября под давлением обстоятельств Йодль перенес штаб ближе к Берхтесгадену в пехотные казармы в Штрубе. По совести говоря, это было достаточно далеко от маленькой рейхсканцелярии, но отныне штаб всегда располагался там, когда Гитлер находился в Бергхофе. На следующий день вся штаб-квартира снова выехала в «Вольфшанце» в Восточную Пруссию.

По возвращении в Восточную Пруссию возобновились ежедневные совещания; стенограмма одного из них в военном журнале штаба оперативного руководства гласит: «Фюрер спокоен относительно положения 6-й армии под Сталинградом». Между тем была оккупирована «неоккупированная часть Франции» и слабые немецко-итальянские силы организовали плацдарм вокруг города Туниса, не встретив сопротивления. Так что к концу ноября в германской ставке опять царила обманчивая атмосфера уверенности. Не было понимания того, что на этот раз ход войны действительно изменился и мы вернулись к танцам из тактических уловок с Гитлером в качестве распорядителя.

Для общего руководства военными действиями Германии характерен тот факт, что с конца 1942 года планирование ограничивалось только второстепенными деталями. Наш военный потенциал был еще достаточно высок, а территория, которую мы оккупировали, достаточно большая, чтобы позволить нам проводить трезвую, продуманную стратегию, которая могла бы привести к удачному окончанию войны. Однако политику Гитлера лучше всего характеризуют слова из письма, которое он написал Муссолини 20 ноября. В нем говорится: «Я один из тех людей, которые в трудных обстоятельствах становятся только более решительными», добавляя, что в голове у него лишь «одна мысль – продолжать борьбу». Это была наивная установка – наносить удары по всем направлениям. Она резко контрастировала с предложением, которое и тогда, и множество раз позднее вносил Муссолини. Он говорил, что «война против России становится бессмысленной, и сейчас эту главу надо каким-то образом закрыть», чтобы бросить все силы против «Англии, которая по-прежнему является для нас врагом номер один», и против серьезной угрозы превосходства англосаксов в воздухе. Гитлер считал, что это будут просто поиски «квадратуры круга», и, хотя становилось все яснее, что мы не сможем выиграть войну, политическим властям или штабу оперативного руководства ОКВ не стоит тратить время на тщательный анализ этого предложения.