Французский квартал - Стелла Камерон

— Ты же должна спать, букашка.

— Как я могла заснуть при таком шуме? — возразила девочка. — Я же говорила тебе, что видела красные огоньки в окнах того дома. Говорила же, что кто-то смотрел на меня оттуда! — Джек виновато опустил глаза. — Вот видишь, папа! И когда я в следующий раз что-нибудь скажу, ты не отмахивайся, а лучше послушай! — строго проговорила Амелия.

Шарбоннэ вновь взглянул на дочь, и его захлестнуло чувство нежной любви. Он подхватил Амелию на руки, прижал к себе и крепко поцеловал.

Пожалуй, еще не все испытания закончились. Но непосредственная угроза жизни его любимой и дочери, похоже, миновала.

— Ты не очень хорошо себя чувствуешь, да? — оценивающе глядя на Селину, спросила девочка.

— Да нет, все в порядке…

— Нет, нет, я вижу. Просто ты не хочешь признаваться. Что ж, когда папа закончит рассказывать сказку, тебе лучше пойти спать к нему. Если что, он может померить температуру или дать таблетку.

Селина, спавшая рядом, дышала глубоко и ровно. Джек лежал с открытыми глазами. Мысли его вертелись вокруг событий последнего дня, и еще он пытался угадать, что готовит день грядущий.

Перед их уходом Сайрус поделился с ними подозрениями Салли Ламар в отношении ее мужа, а также ее планами на будущее и стратегией достижения поставленных перед ней целей. Джек, мягко говоря, не слишком симпатизировал Салли, но все же ему стало ее жалко. «Сердце женщины разбито и, возможно, уже никогда не будет исцелено», — подумал он тогда.

Ночную тишину взорвал резкий телефонный звонок.

Проявив чудеса реакции, Джек мгновенно сорвал с аппарата трубку и опасливо взглянул на Селину. Кажется, не проснулась. Джек улыбнулся и тихо сказал в трубку:

— Да?

— Мистер Шарбоннэ?

Джек нахмурился. Какой-то незнакомый хриплый голос…

— Это мистер Шарбоннэ? Мне нужен он. Джек нахмурился и прижал трубку ближе к уху.

— Да, это Джек Шарбоннэ. С кем я говорю?

— Я в больнице. Здесь никто не знает, кто я такой. Мистер Эррол… он доверял вам. И вы всегда были добры ко мне.

Не может быть… Какое невероятное везение! И именно сейчас, когда не ясно, что делать дальше!

— Антуан?

— Здесь никто не знает этого имени, — ответили на том конце провода. — Я ударился головой. Здесь никто не знает, кто я. Вы понимаете? А значит, никто меня здесь не найдет. Антуан… у него было много неприятностей. Он боится за жену и детей. Но он жив.

— Полиция…

В ответ раздались частые гудки. Антуан бросил трубку.

Ладно, главное — Антуан жив, пока в безопасности и решил пойти на контакт.

Телефон зазвонил вновь. Вздохнув, Джек включил ночник. Селина открыла глаза и растерянно заморгала.

Джек приложил палец к губам.

После второго звонка Джек снял-таки трубку.

— Говорит Шарбоннэ.

— Селина Пэйн у тебя?

Он заскрипел зубами, но тут же овладел собой. Сейчас не время беситься.

— Сначала представься.

— Я звоню по поручению мистера Уилсона Ламара. Дело касается ее родных, которым, очевидно, не избежать неприятностей.

— Выражайся яснее. Даю тебе еще один шанс, дорогой. В противном случае я кладу трубку.

— Мне поручили передать мисс Пейн конфиденциальное сообщение следующего содержания. Накануне вечером супруга мистера Ламара отправилась на встречу со священником Сайрусом Пэйном. Вскоре после этого она была найдена на улице, около своей машины, убитой. Ее зарезали.

Интересно, как много эта сучка успела разболтать Сайрусу Пэйну?

Уилсон вовсе не был набожным человеком, но сейчас готов был молить Бога о том, чтобы святой отец держал все полученные от Салли новости при себе.

Из ванной вышла обнаженная Шерман. Ламар окинул ее красноречивым взглядом, в котором сквозили одновременно раздражение и похоть. Они спали вот уже несколько лет, но впервые в его доме. Будь его воля, он ни за что не допустил бы этого, но она сама явилась к нему около полуночи. Спустя пять минут после того, как его оставила в покое полиция, сообщившая о смерти Салли. Шерман, как всегда, узнала о происшествии едва ли не раньше всех в городе и поспешила принести Уилсону свои «соболезнования».

— Пойду, — сказала она, надевая на руку часы. — Имей в виду, я всегда в твоем распоряжении. Всегда готова взбодрить тебя.

Она стала медленно — как это действовало Уилсону на нервы! — одеваться. Маленькие крепкие груди увенчивались остренькими сосками. Казалось, Шерман вся сплошь состояла из эрогенных зон. Даже прикосновения собственных рук вызывали в ней возбуждение.

Уилсон поднялся с постели, на которой лежал одетым, подошел к любовнице и поцеловал ее так, как она больше всего любила — жестко, кусая губы. Затем взял с кресла дамскую сумочку и передал ей.

— Спасибо, дорогая. Утешила меня по высшему разряду. Впрочем, как всегда. Сейчас я посмотрю, все ли в порядке. Потом ты выйдешь, спустишься по задней лестнице и окажешься в саду. Там тихо и покойно. Все глаза устремлены на парадный вход. Впервые, пожалуй, я не спешу раскрывать свои объятия представителям прессы.

Шерман сунула руку ему между ног.

— Достаточно того, что ты раскрыл их мне, красавчик. Уилсон убрал ее руку и осторожно приоткрыл дверь.

Тишина. Шерман ущипнула его напоследок за ягодицу и бесшумно выпорхнула в коридор, держа туфли на высоких каблуках в руке.

Не глядя ей вслед, Уилсон тут же закрыл дверь. Ему вдруг пришла в голову мысль, что их с Шерман отношения затянулись… даже слишком.

Подойдя к окну, он убедился, что Шерман покинула особняк незамеченной, и с облегчением вздохнул.

В комнате с кофе и сандвичами на подносе появился Бен. Уилсон попросил его закрыть за собой дверь.

— Долго прятаться от полиции мне не удастся, — проговорил он. — Поэтому к их вопросам лучше подготовиться сразу. Что скажешь по этому поводу?

— Я не имею никакого отношения к смерти вашей жены.

— К убийству. Не к смерти, а к убийству, — поправил его Уилсон. — Ее убили, Бен. Будем называть вещи своими именами.

— Хорошо, я не убивал миссис Ламар, — ответил юноша совершенно спокойно. — Я делал лишь то, что вы мне говорили. Задания убивать ее я не получал.

— Хорошо держишься, мой мальчик, — проговорил Уилсон. — Но признайся, разве ты не занервничал маленько, когда увидел в газете тот прелестный снимочек и прочитал собственные обвинения в адрес Салли, которая, мол, домогалась своей прислуги? Тебе не приходила в голову мысль, что она может отомстить тебе за это, наведя о тебе справки и устроив тебе сладкую жизнь? Итак, вопрос стоит предельно четко: как в газете оказались фотографии? Ведь они делались не для печати, а лишь как инструмент давления на Салли.