Состояния отрицания: сосуществование с зверствами и страданиями - Стэнли Коэн

злодеяний это не всегда можно считать само собой разумеющимся. Еще труднее (и в каком-то смысле совершенно неразумно) требовать беспокойства по поводу административных задержаний, политических приговоров, прав женщин, смертной казни, цензуры, происходящих в далеких местах. Несколько строк газетного текста вряд ли смогут убедить людей расширить границы своей моральной ответственности.

Призыв «сделать что-нибудь» с «удаленными» и «большими» проблемами визуально представленного страдания достаточно проблематичен с точки зрения его эффективности, но тем более труден, если он основан на абстрактных универсальных ценностях. Я понимаю, почему правда, справедливость и ответственность должны быть важны для меня в моем обществе, но почему я должен заботиться о них в Заире или Перу? Использование логических рассуждений и веских доказательств для того, чтобы убедить людей изменить свои твердые позиции, не является гарантией изменения отношения. Исследования не очень-то утешают тех, кто верит в силу рационального аргумента. Противостоящие группы сторонников той или иной точек зрения склонны реагировать на одни и те же неоднозначные и неубедительные доказательства, увеличивая силу и поляризацию своих первоначальных убеждений.

Например, сторонникам и противникам смертной казни был показан один и тот же набор смешанных доказательств и аргументов; каждая группа вышла со своими традиционными взглядами не только нетронутыми, но и укрепившимися[392]. В ходе исследования «враждебного эффекта СМИ» двум группам респондентов, одной произраильской, другой проарабской, были показаны идентичные телевизионные репортажи о резне палестинцев в 1982 году в лагерях ливанских беженцев Сабра-Шатилла союзниками Израиля – фалангистами[393]. Каждая группа была убеждена, что средства массовой информации отдавали предпочтение другой стороне, а с их стороной обращались несправедливо, и что эти различия отражали интересы и идеологию средств массовой информации. Они совершенно разошлись не только в интерпретации, но и в восприятии фактов увиденного.

Люди придерживаются своих явно предвзятых убеждений, несмотря на доказательства и аргументы, которые рационально должны их ослабить или даже обратить вспять. Чем больше люди привержены определенному мнению или действию, тем больше они сопротивляются информации, которая угрожает их обязательствам. При определенных условиях, конечно, мнения меняются, идеологические преобразования происходят. Следует ли вам представить аргументы в их самой радикальной форме или смягчить послание, представив его так, чтобы оно не слишком отличалось от собственной позиции аудитории? Когда коммуникатор пользуется высоким доверием, большее несоответствие будет более убедительным; когда достоверность источника сомнительна, лучше работают умеренные расхождения. Является ли двустороннее общение – перечисление аргументов оппонентов, а затем попытка их опровергнуть – более эффективным, чем одностороннее общение, игнорирующее аргументы оппонентов? Чем более информирована аудитория, тем меньше вероятность, что ее удастся убедить односторонними аргументами. Таким образом, призывы, касающиеся вашего собственного общества, нуждаются в двустороннем общении больше, чем апелляции к примерам внешних стран.

Эмоциональное отрицание

Если, по словам Артура Миллера, информация о правах человека – это обычная атака на «отрицание», то каков эмоциональный стимул, стоящий за таким нападением? Если ни сама информация, ни связанные с ней интеллектуальные аргументы не убедительны, какие эмоции следует вызывать?

Информация должна быть достаточно весомой, чтобы говорить сама за себя: это настолько возмутительно, что вы не можете оставаться равнодушным. Но эта эмоциональная цепочка выстраивается нелегко. Призывы, подобные призыву Amnesty, носят явно «психоаналитический» характер. Они предвидят защитные механизмы и осознают глубокие и понятные причины отрицания в смысле либо блокирования информации, либо последующего молчания. Аудиторию надо успокоить: да, мы знаем об этих причинах; да, ваши ответы вполне нормальны; необходимо мощное эмоциональное усилие, чтобы преодолеть барьеры отрицания. Призывы в той форме, в которой они обычно формулируются, не могут предполагать, что информация говорит сама за себя. Они продолжают повторять: «вы, должно быть, устали от одних и тех же старых вещей», «вы все видели эти изображения раньше», «вы, должно быть, хотите отвести взгляд», – но мы вынуждены продолжать говорить вам ужасную правду. Есть три эмоциональных созвездия: гнев, вина и сочувствие.

Гнев, ярость, возмущение

Гнев, который испытывают создатели сообщения, должен быть эмоцией, которую вы явно разделяете, чувством настолько сильным, что вы почувствуете необходимость что-то сделать. «Возмущение в действии» было фирменной стратегией Amnesty Britain. Одна листовка озаглавлена: «Угнетение – это запертая дверь, ваше возмущение – ключ»; отчет 1991 года на тему «Что делает Amnesty International» имел подзаголовок «Тридцать лет возмущения». Но действительно ли эта информация вызывает гнев? И гнев по поводу чего: что такое случилось? Что людям это сходит с рук? Что правительства вступают в сговор, а простые люди молчат?

Мы не можем рассчитывать на прямую связь между гневом и желаемой реакцией альтруистического действия. Действительно, гнев может быть направлен на организацию, которая бомбардирует вас материалами, которая только и заставляют вас чувствовать себя несчастными и виноватыми.

Чувства вины, ответственности, стыда

В обращениях по вопросам прав человека фигурируют три разновидности вины. Во-первых, это смутное ощущение, что информация и визуальные образы вызывают у вас «плохое самочувствие». Это чувство вызвано неявным контрастом между вашей легкой, комфортной жизнью и ужасами вокруг. Некоторые агентства по оказанию помощи открыто и регулярно манипулируют этим контрастом: «Пока вы завтракаете, десять детей в Сомали умирают от голода». Даже если контраст не выражен явно, изображения зверств вызывают зачаточное чувство дискомфорта и беспокойства, близкое к вине.

Во-вторых, это четко выраженное чувство вины за то, что вы продолжаете жить так, как будто вы не знаете того, что с очевидностью знаете. В тексте письма Amnesty из серии «Holiday Snaps» утверждается: «Я действительно не хочу, чтобы такие мысли испортили ваше представление об отпуске». Но именно для этого и предназначен подтекст. Вы должны чувствовать вину, если не измените свое поведение. Иначе как можно поехать в Турцию?

В-третьих, это принципиальное моральное обращение к совести и чувству ответственности. Вам предлагается присоединиться к сети, которую AmU называет «Партнеры совести». На карту поставлено ваше чувство долга и внутренние моральные императивы. Вас просят сделать моральное заявление о том, где вы находитесь, какой вы человек. «Мы – вы и я – должны выяснить, что случилось с теми, кто «исчез», и освободить этих узников совести и тысячи подобных им по всему миру, а также заставить прекратить пытки и казни». Сделать что-то меньшее означало бы подвести себя, изменить своим внутренним убеждениям и, следовательно, почувствовать себя виноватым.

Слабым звеном в цепи, призванной вызвать чувство вины, является вменение личной ответственности. С точки зрения первопричины или непосредственной причины, можете ли вы быть виновными в том, что в Бразилии убивают беспризорных детей? На вас могут возложить личную ответственность за вмешательство, даже если вы не причиняли страдания. Но если у вас