Полночная ведьма - Пола Брекстон

Девушка на одной из дальних скамей неуверенно запевает популярную песню. Другие работницы подхватывают ее, и вскоре вся фабрика наполняется звуками пения. Этому мужественному хору вторит глухой грохот обороняющих город зенитных орудий. Наконец артиллерия замолкает. Угроза миновала. Пока.

В здание фабрики входит отец Брэма и по металлической лестнице торопливо поднимается к сыну. Он открывает рот, чтобы позвать Брэма домой, но потом передумывает.

Теперь он понимает меня лучше. Он больше узнал обо мне за то время, что меня не было, чем за то время, когда я жил дома.

Кардэйл-старший протягивает телеграмму.

– Это пришло тебе, сынок, – говорит он.

Брэм берет у него телеграмму и ловит себя на том, что никак не реагирует на то, что читает в ней. В ней говорится, что его следующее место службы – это Африка.

Несмотря на то что здесь топится плита и в котлах кипит суп, в кухне и столовой монастыря Пресвятой Марии стоит убийственный холод. Дующий уже день или даже более того студеный восточный ветер проникает в здание через каждую щель, которую ему только удается найти. Я помогаю сестре Эгнес расставить столы, но меня не согревает даже физическая нагрузка. Каково же сейчас тем, у кого нет денег, чтобы как следует отопить свои дома? Я знаю, что мерзну не только от ледяного ветра, холод идет и изнутри, порожденный моим ужасом перед страданиями духов. Теперь они обращаются ко мне очень часто, и притом все дальше и дальше от мест, где мы обычно общались прежде. Они мучаются, а мне нечем их утешить. Скоро состоится собрание клана, и я не знаю, как сказать об этом другим видным его членам. Лорд Граймс уже много лет является Хранителем Чаши, и он наверняка видел нечто подобное во время других войн. Но меня беспокоит то, что мои собственные действия подействовали на духов куда больше, чем я смею думать. Возможно, нынешнее поведение обитателей Царства Ночи действительно не имеет прецедентов. Возможно, в этом виновата я, и другие члены клана так мне и скажут. Хватит ли мне смелости поднять этот вопрос на общем собрании? Что бы сказала Друсилла? Она уже выразила свое разочарование во мне. А вот Виктория, похоже, меня поняла. Что до других, то они оставили свои мнения при себе. Признаться в мучающем меня страхе, страхе, что мои действия вызвали долгосрочные негативные последствия в Царстве Ночи… я даже не могу себе представить, как бы это восприняли другие члены клана. И не знаю, способен ли кто-нибудь из нас хоть как-то исправить дело.

– Мы готовы! – кричит сестра Бернадетт и хлопает в ладоши, чтобы напомнить нам всем, что сейчас откроются двери.

Я занимаю место за одним из котлов. Очередь сегодня стала еще длиннее, чем всегда, и от лютого холода люди в ней страдают еще больше. У меня разрывается сердце, когда я гляжу на маленьких детей, некоторые из которых босы, которых семьи посылают часами стоять в очереди на ветру, чтобы получить жалкую миску супа. Я удивляюсь необычным огненно-рыжим волосам одного из мальчиков постарше и, вглядевшись в его лицо вместо того, чтобы орудовать половником, понимаю, что он мне знаком.

– Фридом? – тихо спрашиваю я. – Фридом, неужели это ты?

Мальчик хмурит брови. Я чувствую, он узнал меня, но не хочет этого признать. И как его можно в этом винить? Трудно спорить с тем, что, если тебе приходится стоять в очереди за бесплатной миской супа, лучше делать это анонимно. Но я все равно должна с ним поговорить.

– Ты меня помнишь? Я приходила в дом твоего отца с подругой Шарлоттой. Это было давно, тогда ты еще не был таким взрослым молодым человеком. И еще… я приходила к Брэму. Помнишь?

При упоминании имени Брэма лицо Фридома немного проясняется, но совсем ненадолго.

– Быстрее! – слышится крик из очереди.

Я торопливо наливаю суп в миску Фридома и тут замечаю, что вместе с ним пришли и близнецы. Они, как всегда, веселы и бойки, как могут быть только малые дети, как бы ни нуждалась их семья. Мне больно видеть, что они по-прежнему совсем маленькие, как будто все это время почти не росли. Каким же скудным должно быть их питание, чтобы так замедлить их рост? Очередь, шаркая, движется вперед, и мальчики, получив суп, уходят. Я слышала, Мэнган отказался от военной службы по соображениям совести, и знаю: за отказ пойти в армию его в конце концов посадят в тюрьму. Я вспоминаю суматошный дом в Блумсбери, и меня охватывает тоска и чувство вины. После того как я потеряла Фредди, я больше не возвращалась туда, а Мэнган является на собрания клана все реже и реже. Он почти не появляется в обществе, поскольку его пацифистские взгляды и любовница-немка сделали из него изгоя. Он знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, почему мне не хочется приходить в его дом. Но теперь я вижу, что была ему плохим другом, и от вида детей, вставших в очередь за бесплатным супом, мне становится стыдно за саму себя. Надо будет непременно заехать к Мэнгану и посмотреть, чем я могу помочь ему и его семье.

Я собиралась отправиться к нему сразу после того, как отработаю свое в монастыре Пресвятой Марии, но мои планы меняются, когда младший лакей лорда Граймса приносит мне записку от своего господина. Она коротка, в ней нет всегдашней сердечности, так присущей Хранителю Чаши, и ее тон крайне настойчив.

Утренняя Звезда, ты мне нужна. Пожалуйста, приди срочно. Встретимся у северных ворот.

Я не могу понять, что за причина заставила лорда Граймса назначить мне тайную встречу вдали от его дома, разве что речь идет о каких-то не терпящих отлагательств делах клана. Делах, о которых он не хочет говорить у себя дома или в присутствии других волшебников и волшебниц. Я сразу же догадываюсь, что северные ворота – это тот вход на кладбище, рядом с которым находится пустая могила моего отца.

К тому времени как я заканчиваю работу в кухне, снимаю передник и надеваю пальто, на улице уже темно. Лондон теперь – это город, полный горя, и это чувствуется еще сильнее, когда на него опускается тьма, поскольку большая часть уличных фонарей не горит, так власти пытаются затруднить бомбометание проклятым цеппелинам. Я чувствую себя хорошо в темноте и использую свое острое зрение ведьмы, чтобы благополучно миновать Холборн, лавируя среди людей, вынужденных в такое время находиться на улице, быстро пройти на восток через площадь Фицрой, обогнуть Риджент-парк и двигаться дальше в направлении кладбища. Приближаясь к нему, я начинаю гадать, не заметил ли лорд Граймс, что духи в последнее время ведут себя беспокойно и не об этом ли он хочет со мной поговорить. А может быть, у него есть какие-то новости о Стражах? Он отнюдь не склонен к панике, и можно с уверенностью сказать, что не назначил бы мне подобную встречу, если бы не был чем-то глубоко встревожен.

До высоких чугунных ворот кладбища остается несколько шагов, когда я чувствую, что за мною кто-то идет. Нет, не идет, а гонится. Я оглядываюсь по сторонам, но на улице никого больше нет. Вернее, нет никого из живых. То, что надвигается на меня из тьмы, так ужасно, что я останавливаюсь, остолбенев. Темнота словно сгустилась, образовав огромную, ростом в восемь футов, фигуру с человеческими, но несколько размытыми чертами лица, фигуру, от которой исходит угроза. Осознание того, что Темный дух обрел такую силу, что смог явиться мне в столь ужасающем обличье, ошеломляет. Похоже, за те годы, что прошли с тех пор, как он стоял передо мной в Большом зале, Уиллоуби вдоволь напитался энергией зла. Теперь Темный дух стал ужаснее, сильнее, и он еще решительнее настроен одолеть свою жертву. А его жертва – это я.