Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания - Валентин Фалин

Заработай у нас АЭС типа «Библис», вполне могло статься, что не случился бы десять лет спустя Чернобыль. Эту точку зрения разделял академик В. А. Легасов, трижды предрекавший возможность катастрофы на реакторах чернобыльской серии. Знаю сие не понаслышке, а от него самого. Но академика не хотели слушать. Он слыл за возмутителя спокойствия. Ушел из жизни добровольно. Или затравленный завистниками?

Мы с В. Н. Новиковым стремились сломать монополию нашего Средмаша, безапелляционно утверждавшего – и все-то у нас лучше: и конструкция, и материалы, и системы управления. Не знаю, верил ли министр среднего машиностроения СССР Б. Е. Славский в то, что докладывал, но обструкция Громыко пришлась ему очень кстати. Ничего не придется переделывать. Запущенные в серию реакторы, электронное и прочее оборудование, не зная конкуренции, сходили за пуп мирового опыта. Не вставало даже вопроса о необходимости совершенствования методов обучения персонала станций. Если нужен пример разлагающего и губительного влияния монополии, то убедительнее, право, не сыскать.

Не повезло и с двумя другими моими начинаниями в секторе атомной энергетики. Мне показались небезынтересными опытно-исследовательские работы по созданию высокотемпературного графито-уранового реактора, развертывавшиеся под Билефельдом. В сочетании с газификацией бурых углей или другим производством, требующим по технологии температур свыше 1000°, АЭС на этом принципе обещали быть более экономичными, чем другие.

Новиков, которого я затащил на стройку (сам чудом избежав в этот день автокатастрофы), согласился, что нам есть чему поучиться. В любом случае окупится, если наши специалисты будут присутствовать на всех ступенях возведения станции и постигнут опыт западногерманских специалистов. Вернувшись домой, Новиков доложил эту точку зрения. Его оппонентом выступил все тот же непоколебимый Б. Е. Славский – высокотемпературный метод не является ни оригинальным, ни новым для нас.

Через год-другой Славский, правда, будет ходатайствовать в пользу командирования на эту станцию нескольких своих сотрудников. Сейчас, как я слышал, западные немцы решили свернуть проект ввиду «неперспективности». Получается, что правы были наши атомщики, а не мы с Новиковым? Да, если исходить из того, что достоин внимания лишь положительный опыт, а также сбросить некоторые другие факторы, неучитываемые в современных калькуляциях.

Тогда же на меня вышел г-н Хемпель, в числе первых приобретший советские услуги по обогащению урана. Мне пришлось затем помогать ему, как, впрочем, и другим промышленникам и коммерсантам из ФРГ – Граутоффу, Шнапке, Овербеку, Гретену, Грюндигу, Вайсу (мог бы продолжить список), – улаживать конфликты с Минвнешторгом и прочими советскими партнерами. Порой бывало, что бизнес складывался успешнее, чем в прикидках. Наши при таком обороте почему-то обижались. В описываемом случае – на Хемпеля за то, что по контракту предоставили ему «слишком льготные условия».

Господин Хемпель предложил через меня современную технологию регенерации твелов атомных реакторов и гарантированные государственные субсидии для строительства в СССР соответствующих предприятий, если в течение оговоренных сроков мы согласимся также принимать на хранение и переработку исчерпавшее ресурс ядерное горючее из ФРГ. На первую телеграмму ответа не получил. На следующую пришло стилизованное под ответ «не заинтересованы». На третью поступило сообщение: вопрос рассматривался, предложение натолкнулось на возражения компетентных организаций, находивших, что в Советском Союзе собственной «ядерной грязи» навалом.

Что верно, то верно – меньше всего мы думали о регенерации. Куда бы выбросить – в море утопить, на отгороженной («запретной») территории «складировать», под землю спрятать или в редко встречающиеся мощные глиняные линзы закачать? Франция наладила переработку и делает это с большей, в частности, экономической отдачей. Но нам чужой пример не указ. Мы по старинке, как попроще.

Из-за верхоглядства, тупости, нерадивости упускались великолепные возможности. Еще несколько иллюстраций, чтобы вы лучше меня поняли.

Сначала со статс-секретарем Моммзеном и позже при участии заинтересованных фирм я прорабатывал вопрос о том, как погасить газовые факелы на сибирских нефтепромыслах. Ежегодно там сгорали миллиарды кубометров попутного природного газа. Готовность к сотрудничеству на стороне ФРГ имелась. Конечный утилизированный продукт должен был, однако, делиться примерно в пропорции 50:50. Про добытчиков не знаю, но наши экспортеры и слышать об этом не захотели – «не выгодно». Конечно, выгоднее сжигать, что и делалось до последнего времени. Во вред природе, человеку, своему же карману.

С помощью фирмы «Бизон» и ее владельцев Гретена-старшего и сыновей я попытался покончить с вопиющей бесхозяйственностью – уничтожением отходов лесопереработки, в частности в Архангельском крае. Ежегодно по весне до 1 миллиона тонн коры хвойных деревьев, а также опилок сбрасывалось в Северную Двину, отравляя реку и Белое море. Фирма владеет технологией превращения коры в качественный стройматериал. Проект послан Б. В. Попову. Он был первым секретарем обкома и на словах мое начинание поддержал. Итог нулевой. 17 миллионов марок – дорого. Дешевле – в Двину.

Со статс-секретарем Моммзеном мы пытались пробить совсем необычные идеи, которые давали бы приток в нашу кассу дополнительной валюты, а Федеративную Республику обеспечивали бы надежными ресурсами, подводили более стабильный фундамент под отношения между нашими странами в целом. Речь шла среди прочего о продаже руд в земле или леса на корню с правом ФРГ забрать приобретенную собственность в любой момент по ее усмотрению и обязательством СССР предоставить за дополнительное вознаграждение труд, энергию и транспортные средства.

Вариант был торпедирован главным идеологом партии М. А. Сусловым. Он пуганул Брежнева: «Концессиями попахивает. Западные немцы с помощью посольства тянут назад».

По «идейным», надо полагать, мотивам завели в тупик еще одно мое предложение, которое я оттачивал вместе с Б. Байтцем и М. Грюндигом. Обжегшись на обращениях к руководству по официальным каналам, подключаю Н. А. Тихонова, тогда первого заместителя предсовмина, чуть позже возглавившего правительство, и деятельного Л. А. Костандова. Он, будучи вице у Косыгина, вел химическую и смежные отрасли. Суть моей задумки состояла в следующем: современная технология без современного менеджмента – половина или четверть дела, а сам менеджмент не должен приниматься за родовой признак той или иной социальной системы. Он есть неотъемлемый элемент производственной (экономической) культуры.

Б. Байтц, М. Грюндиг, К. Кёрбер, Г. Золь и другие готовы оказать посильное содействие в подготовке и переподготовке советских управляющих сообразно требованиям научно-технической революции и углубления международного разделения труда. Ничего не выйдет, господа, с вашими попытками контрабандой протащить к нам капитализм. Тихонов, пекшийся о своем идейном реноме больше, чем об объективных показателях функционирования экономики, уловил – ветер встречный. По-видимому, считал, что перспективной идее, как доброму вину, выдержка лишь на пользу.

Не нашла заинтересованного отклика в Москве мысль об объединении сил обеих сторон в доводке технологии скоростной дороги на магнитной подушке. Где-то в бюрократических закоулках застревали или пропадали без вести предложения «Даймлер-Бенц», позволявшие модернизировать наше сельскохозяйственное машиностроение, кооперационные проекты в станкостроении, химии, электронике. Дефицит средств и мощностей у нас – это только видимая часть айсберга.