Без скидок на обстоятельства. Политические воспоминания - Валентин Фалин

Фадейкин закончил войну двадцатишестилетним полковником – одним из двух самых молодых командиров дивизий Красной армии. Человек капитальный, всякое дело просчитывал от «а» до «я», слов на ветер не бросал. Мы познакомились с ним в 1950 г., в мой первый заезд в Берлин, и до недолгой командировки Фадейкина в конце 70-х или уже в 1980 г. в Иран, где его сломал недуг, не забывали друг друга, независимо от того, как складывались наши служебные и личные обстоятельства. Карьеру Фадейкина искривил излишне прямой нрав, противившийся кумовству в системе КГБ. Чтобы не замутить воды в отношениях с генеральным, Ю. В. Андропов жертвовал лучшими кадрами.

Несколько часов интенсивного обмена мнениями, сравнительный анализ обстановки в обоих германских государствах, раздумья о домашних неурядицах давали мне заряд на месяцы вперед, а трогательная товарищеская забота Фадейкина о моей безопасности предупреждала от иных разочарований. В отсутствие этой поддержки я определенно не выдюжил бы семи лет в Бонне.

Не люблю без веских причин думать о людях плохо. Даже когда возникают причины думать нехорошее, не спешу ставить крест. Знал, что ряд сотрудников постоянного представительства ГДР в Бонне с усердием, достойным лучшего применения, собирали компромат на наше посольство, а мне лично перепадало от них по первое число. При встречах с Колем подмывало спросить: как же вы клюете на любую приманку без разбору, но воздерживался портить ему настроение наяву, а за глаза – репутацию. Ни один посол в Бонне не был объектом моей критики и тем паче наветов.

Апропо, коллеги послы. Возглавив посольство, решил, что с меня не убудет, если визиты вежливости я нанесу дипломатическим представителям почти всех стран, с коими Федеративная Республика поддерживает отношения, а не только нам союзных, соседних и великих. Это имело подчас неординарные последствия. Так, посещение посла Либерии дало толчок к установлению дипотношений между Монровией и Москвой. Нечто подобное могло произойти также между Панамой и моей страной, но на советской стороне взяли верх соображения «высшего порядка», а попросту – нежелание раздражать Вашингтон.

Обмены мнениями с послами, если вы готовы их слышать, несли свою информацию и впечатления, тоже небесполезные при систематизации поступавших к вам сведений. Это справедливо по отношению к большинству иностранных представителей. Причем здесь на первом плане личность, а не только страна.

И в последующие годы, когда не вводилось однозначных ограничителей из Центра, я старался не отстать от перспективных веяний. Меня могли видеть у посла Объединенных Арабских Эмиратов, с которыми СССР не имел тогда официальных отношений, или посла КНР Ван Шу, хотя «культурная революция» Мао еще не кончила бить фарфор. А вот с послом Израиля сконтактироваться не довелось, хотя X. Карри, член правления СвДП, прилагал к тому старания и, как мне давалось понять, израильскому послу были даны широкие полномочия.

Я имел неосторожность запросить Москву – интересовался не столько мнением, хорошо или плохо встречаться с израильтянином, сколько тем, как прореагировать на вероятный вопрос о моделях восстановления отношений. Ответ не заставил себя ждать: от встречи воздержитесь. Учел – не любое послушание несет в себе резон, и, если можешь обойтись без писем издалека, не напрашивайся на них.

Однажды звонит в посольство статс-секретарь Г. Ю. Вишневский, срочно просит меня к телефону.

В Бонн прибыл лидер португальских социалистов М. Суареш. На беседе у Брандта он выразил желание встретиться с вами. Есть две сложности – гость будет находиться в столице ФРГ до конца дня и единственное свободное время у него – 16.00. Кроме того, он не говорит ни по-немецки, ни по-английски, а вы, помнится, не владеете французским.

В Португалии была только что свергнута салазаровская диктатура. У меня нет никаких данных, имеет ли Москва выходы на новых руководителей и на кого конкретно. До названного Вишневским часа встречи осталось неполных пятьдесят минут. Запрашивать Москву бессмысленно. Значит, спросить нужно самого себя. Приглашаю М. Суареша приехать на виллу и прошу социал-демократов помочь с переводом, поскольку в посольстве знатоки французского языка, о португальском и мечтать нечего, отсутствуют. Вишневский рекомендует воспользоваться услугами переводчицы из «фонда Эберта».

Вот комбинация – М. Суареш вступает с советским послом в переговоры о признании нового режима в Лиссабоне и установлении дипломатических отношений между Португалией и СССР, а добрые услуги оказывают западные немцы. Они же, видимо, сохранили для истории запись этого необычного диалога, ибо мне с португальским гостем было не до заметок по ходу беседы – времени в обрез, а сказать или спросить требовалось многое.

Через день или два получаю из Москвы сообщение, что моя информация принята к сведению и дальнейшие контакты по этому вопросу поручены послу СССР в Лондоне Н. М. Лунькову. Понимайте как знаете: как будто не выговор, но и не одобрение. Переживем и это.

Единственный случай на моей памяти, когда в период работы в ФРГ министр удостоил меня одобрительного отзыва, был связан с нудным спором о размещении в Западном Берлине федерального ведомства по окружающей среде. В какой-то из телеграмм, касавшейся разговора в боннском МИДе на тему сию, воспроизводился мой тезис о том, что протокольные условности в межгосударственном общении не мелочь, из-за них порой разражались войны. Он так понравился Громыко, что министр счел нужным шифром засвидетельствовать: «Вы занимаете совершенно правильную позицию».

На Рождество 1971 г. мне приносят телеграмму: «Самого ушлого из русских, которых он когда-либо встречал, поздравляет Феликс». С пресс-атташе А. Я. Богомоловым ломаем голову и приходим к заключению, что своеобразный комплимент выдал Феликс фон Эккардт, многолетний спикер К. Аденауэра. Познакомился я с ним случайно: г-н фон Эккардт был очень не прочь расстаться с загородным домом, а мне срочно требовалась замена вилле Хенцен. Интересы наши не совместились – слишком далеко и для проезда неудобно отстроился барон, но этому контакту я был обязан интересной встречей с членами «Индустри-клуба», состоявшейся при содействии Ф. фон Эккардта в «Егершлоссе», что в Дюссельдорфе.

Г. Золь, О. Вольфф фон Амеронген, председатели правлений ведущих концернов и банков. Часть из присутствовавших руководителей западногерманской экономики была на завтраке у президента ДИХК полгода назад. Раз мы встречаемся снова, это показатель взаимной потребности проговорить поподробнее некоторые вопросы. Если мне важно прояснить экономические и научно-технические области, перспективные для сотрудничества, то хозяев в начальной фазе беседы занимает больше политическая проблематика.

Что следует ждать от вступления в силу Московского договора? Отношения ФРГ – СССР от этого выиграют. Но как будут складываться дальше взаимоотношения с ГДР? Какое будущее у Западного Берлина? Не приведет ли признание реальностей к тому, что барьеры между немцами станут еще крепче и выше?

Из многих вопросов и их обоснования нетрудно понять, что деловой мир отнюдь не аполитичен. Доводы СДПГ и либералов не всех убеждают. Это не означает, что принимаются на веру аргументы ХДС/ХСС. Жизнь не стоит на месте. Но как далеко следует идти навстречу фактам жизни, насколько необратимы и окончательны сами факты? Сюжетов на целый университетский курс, а у нас в распоряжении только вечер. Даже прихватив часть ночи, темы мы не исчерпали.