Кровь за кровь - Райан Гродин

– Да?

Рука его соскользнула, и Яэль поймала её своей. Ладони девушки были скользкими от крови.

Он так многое хотел ей сказать. (Я люблю тебя. Я больше не боюсь. Думаю, теперь мы равны. Я не хочу уходить. Яэльяэльяэль). Но Луке всё сложнее было говорить, а он хотел, чтобы последние слова могли что-то изменить.

– М-много п-пушек не бывает, – прошептал он, надеясь, что Яэль поймёт.

Она напряглась, затем кивнула, глаза сияли сквозь слёзы. Лука заглянул в их глубину, всё смотрел и смотрел, пока вновь не оказался в тайге, бежал по усыпанному волчьими следами снегу – сквозь зелёный такой тёмный, что казался почти коричневым; сквозь коричневый такой насыщенный, что он был живым.

Бежал…

бежал…

…

Яэль не просто видела, как жизнь покидает тело Луки. (Синие глаза сияют, тускнеют, гаснут. Челюсть сжимается и расслабляется. Его последняя маска снята). Она чувствовала это: вот Лука рядом – и его нет.

Как кто-то настолько рядом может быть так далеко?

Это чувство разрывало её – ещё на одну частичку, – несло боль, побороть которую не смог бы даже самый громкий крик. Яэль не издала ни звука, склонившись над телом Луки, позволяя волосам накрыть их завесой скорбной вуали. Никто не догадывался о других пистолетах Победоносного, поэтому, как она полагала, он и потратил свой последний вздох, напоминая о них. Окровавленные ладони Яэль нашли второй Люгер, сжали его крепко.

Шесть человек невозможно подстрелить, не будучи застреленной самой.

Каждая забранная жизнь забирает крупицу тебя.

«ТЕБЕ БОЛЬШЕ НЕЧЕГО ТЕРЯТЬ»

Яэль щёлкнула предохранителем.

– Кровь. Я не могу… – Голос рейхсфюрера Гиммлера был странно искажён, пронзителен, как расстроенная скрипка. – Уберите этот бардак! Всех! Я хочу, чтобы их здесь не было!

Меняющий кожу, снимавшийся в «Разговоре с Канцелярией», первым подошёл к Яэль. Он держал в руке её пистолет, а потому двигался лениво и расслабленно. Яэль сидела, сжавшись, оценивая ситуацию в студии сквозь щель в завесе волос. Если правильно выбрать время, она сможет забрать с собой на тот свет, по меньшей мере, трёх мерзавцев. И Гиммлера впридачу, если повезёт…

БАМ! Микрофон запрыгал по полу; его оператор, боясь за свою жизнь, метнулся к выходу. Его коллега ненамного отставал. Две версии Гитлера бросились за ними, доставая пистолеты. Выстрелы эхом разнеслись по студии, и оба члена съёмочной команды повалились на пол – их спины пронзил свинец.

Ближайший к Яэль меняющий кожу поднял взгляд. Не вовремя для него.

Она его не застрелила, но не ради акта милосердия. В своей не гитлеровской форме офицер Маскировочного отряда оказался просто горой мышц – идеален для ловли пуль. Яэль заскочила ему за спину, Люгер Луки в руке дышал смертью. Звук его был словно отголоски её разбивающейся вдребезги души, усиленный в несколько раз. Пули разрывали плоть, крошили кости. Она выстрелила из-за спины меняющего кожу (уже начавшего заваливаться под пулями своих товарищей) в пару Гитлеров у сцены.

Выстрел, смерть.

Выстрел, смерть.

Они умирали, белели и, лишившись жизни, оставались такими.

Два меняющих кожу у двери отвернулись от тел съёмочной группы. Лишившись своего живого щита, Яэль метнулась к ближайшей годной для этого вещи, к стулу из «Разговора с Канцелярией». За несколько секунд из величественного он стал лохмотьями. Дерево было достаточно крепким, чтобы сдержать большинство выстрелов. Яэль ещё была жива, прижимаясь к рваному бархату, выпуская последние патроны, оставшиеся в Люгере Луки.

Она поразила четвёртого меняющего кожу в грудь; он упал.

Пятый и последний Гитлер нырнул за камеру. Яэль не стала продолжать огонь, впервые осознавая, что смогла пережить эту бойню, а значит, плёнка не должна пострадать. Ей придётся выстрелить в меняющего кожу из другого угла.

Яэль задержалась под защитой стула, надеясь, что последний Гитлер спустит все оставшиеся патроны в этот расколотый трон. Когда стало ясно, что этого не случится, она высунулась, разведывая ситуацию. Кроме стула и камеры, укрыться было почти нечем. Единственный щит, которым Яэль могла воспользоваться, сидел среди тел членов Маскировочного отряда, его спрятанное за очками лицо было таким же пепельно-бледным. Вид такого количества крови заставил рейхсфюрера потерять самообладание.

Крови, подумать только! Так вот почему весь медицинский блок начисто оттирали перед приездами Гиммлера. Человек, который следил за уничтожением целых народов, боялся крови. Руки Яэль ещё хранили на себе кровь Луки – и когда она оказалась рядом с Гиммлером, того едва не вырвало. Яэль присела на корточки рядом с рейхсфюрером, прижимая собственный пистолет, забранный у первого меняющего кожу, к основанию его шеи.

– Поднимайся! – Она не узнавала свой голос. Он больше напоминал рычание – металлический, выкованный из горя. Генрих Гиммлер встал на подкашивающиеся ноги.

Яэль толкнула его вперёд за украшенный серебром воротник, выискивая в тенях пятого Гитлера. Она не слышала его движений, к тому же, меняющий кожу не отважился стрелять после захвата командира. Возможно, он ранен…

– Н-не стрелять! – приказ Гиммлера пронзительным писком расстроенной скрипки разнёсся по студии. Яэль услышала шорох за съёмочным оборудованием.

Меняющий кожу ещё был здесь. Выжидал.

Она обхватила рукой шею рейхсфюрера и направила пистолет в сторону камеры. Там был не Гитлер. Не незнакомец. Там был Лука. Прекрасный, мёртвый Лука. Золотистые, как грива льва, волосы горели в свете прожекторов. Губы зло искривились, когда он выстрелил в Яэль и попал в её новый живой щит. Его глаза были чёрны, как плещущаяся в них ярость, но она была несравнима с тем чувством, которое бурлило в груди Яэль.

Этот ублюдок украл лицо Победоносного в надежде, что это её отвлечёт, Яэль засомневается, и он спокойно сможет сделать выстрел.

Не помогло.

Она знала своих призраков.

Яэль нажала на курок в тот самый момент, когда рейхсфюрер уже начал заваливаться в её руках. Во второй раз она смотрела, как пуля пронзает грудь Луки, разрывая сердце. Смотрела, как волна белого цвета стирает его внешность; последний меняющий кожу упал на пол.

Выстрел, смерть.

Все чувства Яэль были на пределе. Она стояла в центре студии, ещё сжимая в руке пистолет, в котором больше не было нужды. Единственным оставшимся звуком было её тяжёлое дыхание. Безмолвный крик.

Первым Яэль осмотрела тело у своих ног. Выстрел меняющего кожу вдребезги разбил очки Генриха Гиммлера и расколол череп под ними. Быстрая, грубая смерть.

Яэль не обернулась на сцену, где лежал Лука, потому что знала: если повернётся, она уже не сможет двигаться дальше. Упадёт на колени и будет сидеть здесь, в воплотившемся в реальность кошмаре, пока СС Орденского дворца не решат ослушаться приказа Гиммлера «не беспокоить» их во время съёмок «Разговора с Канцелярией».