Властелин Севера. Песнь меча - Бернард Корнуэлл

– Тогда скажи, будто тебе во сне явился святой Кутберт и велел Гутреду держаться подальше от заварушки.

– Он мне не поверит!

– Поверит, – пообещал я.

– Я попытаюсь, – вздохнул Беокка. Потом он посмотрел на меня в упор здоровым глазом и спросил: – Ты сможешь это сделать, Утред?

– Не знаю, – честно ответил я.

– Я буду за тебя молиться.

– Спасибо, святой отец.

Сам я собирался молиться всем богам, каких только припомню, а потому рассудил, что еще один не повредит. В конце концов, решил я, все в руках судьбы. Три пряхи уже знали не только о наших замыслах, но и о том, чем обернутся эти планы, и мне оставалось лишь надеяться, что они не собираются в ближайшее время перерезать нить моей жизни.

Моя затея выглядела безумной, но, возможно, именно это и поможет ей воплотиться в жизнь. Когда я вернулся в Нортумбрию, в здешнем воздухе витало безумие. В Эофервике царило безумие резни, в Кайр-Лигвалиде – безумие святости, так стоит ли удивляться, что теперь у меня появилась эта отчаянная идея.

Я выбрал Стеапу, поскольку тот стоил трех или четырех воинов, и Ситрика, ведь если мы проникнем в Дунхолм, он там легко сориентируется. A еще я взял Финана, ибо ирландец был яростным и свирепым воином, а также сильного и бесстрашного Клапу и хитрого и пронырливого Райпера. Остальные шестеро членов нашего отряда были людьми Рагнара – сильными, молодыми, умеющими обращаться с оружием.

Я объяснил им, что нам предстоит сделать, после чего проследил, чтобы каждый человек из моего отряда получил черный плащ и закутался в него с ног до головы. Мы вымазали смесью грязи и пепла руки, лица и шлемы.

– Никаких щитов, – приказал я.

Мне было трудно принять такое решение, потому что щит – большое подспорье в битве, но щиты слишком тяжелые, и к тому же, если они станут ударяться о деревья и камни, поднимется шум, похожий на барабанный бой.

– Я пойду первым, – сказал я своим людям. – Будем двигаться медленно. Очень медленно. У нас впереди целая ночь.

Мы привязали себя друг к другу кожаными поводьями. Я знал, как легко человек может заблудиться в темноте, а в эту ночь тьма стояла беспросветная. Если на небе и была луна, то пряталась за сплошными тучами, из которых неустанно шел дождь, но у нас имелось три ориентира. Во-первых, сам склон. Пока я буду двигаться так, чтобы подъем оставался справа, я буду знать, что мы находимся к востоку от Дунхолма. Во-вторых, до нас доносился шум бурной реки, огибающей утес. И наконец, вдали виднелись огни самого Дунхолма. Кьяртан боялся ночного нападения, поэтому его люди швыряли горящие поленья с укреплений высоких ворот. Эти поленья освещали тропу, но ради них Кьяртану приходилось поддерживать громадный костер во дворе, и отсвет пламени этого костра виднелся поверх укреплений, отбрасывая красный отблеск на низкие, быстро несущиеся по небу тучи. Красный свет не озарял склон, но все время проглядывал вдали за черными тенями – наш багровый проводник в мокрой темноте.

У меня на поясе висели Вздох Змея и Осиное Жало. Как и остальные, я нес копье, острие которого было обмотано куском ткани, чтобы избежать случайных отблесков. Копья будут служить нам и в качестве посохов на неровной скользкой земле, и чтобы нащупывать дорогу.

Мы отправились в путь только после наступления полной темноты. Я не хотел рисковать: а вдруг какой-нибудь остроглазый часовой увидит, как мы спускаемся к реке. Но даже в темноте путешествие было сперва довольно легким – собственные костры указывали нам путь вниз по склону.

Мы двинулись прочь от крепости, чтобы никто на укреплениях не увидел, как мы покидаем освещенный кострами лагерь, а потом пробрались вниз, к реке, и там повернули на юг. Теперь наш путь вел к подножию склона, где деревья были срублены, и мне пришлось ощупью находить дорогу среди пней. Земля поросла густой куманикой и была полна ветвей срубленных деревьев. Они громко трещали, когда мы наступали на них, но шум дождя и рев бурной реки перекрывали все звуки. Мой плащ постоянно цеплялся за ветки и пни, и я порвал полу, в очередной раз высвобождая его.

Время от времени огромный зигзаг молнии освещал небо к востоку от нас; каждый раз мы застывали, и в голубовато-белом ослепительном блеске я видел высоко вверху очертания крепости. Я разглядел даже копья часовых, похожие на колючие искры на фоне неба, и подумал, что они, должно быть, промокли, замерзли и чувствуют себя несчастными. Биение сердца спустя раздавался раскат грома – всегда совсем близко, где-то прямо над нами, словно бы Тор бил своим боевым молотом в гигантский железный щит.

Я не сомневался, что боги сверху наблюдают за нами. Именно этим они всегда и занимаются в своих небесных чертогах: наблюдают за нами, простыми смертными, и потом вознаграждают нас за отвагу или наказывают за дерзость. И потому я каждый раз отчаянно вцеплялся в амулет в виде молота Тора, чтобы сказать богу: мне нужна его помощь, и раскаты грома казались мне одобрением, знаком свыше.

Склон становился все круче. Дождь струился по земле, которая местами превратилась в скользкую грязь. Все мы время от времени падали, продвигаясь на юг.

Пней стало значительно меньше, зато тут повсюду лежали валуны. Мокрые камни были скользкими, такими скользкими, что порой нам приходилось передвигаться ползком. Стало еще темнее, потому что склон нависал над нами и скрывал огни, видневшиеся раньше из-за палисада крепости. И мы скользили, и карабкались, и ругались, прокладывая путь в зловещей черноте ночи. Река, казалось, была очень близко, и я боялся сорваться с камня и упасть в быструю воду.

Потом копье, которым я нащупывал дорогу, стукнулось о камень, и я понял: мы добрались до огромного валуна, который в темноте выглядел чудовищным утесом. Мне казалось, что я видел тропинку в обход этого камня по берегу реки. Я начал исследовать этот путь, двигаясь медленно, обязательно выбрасывая вперед древко копья, прежде чем шагнуть… Но, увы, если в сумерках я видел дорогу, то теперь не мог ее найти. Камень словно нависал над самой водой, поэтому оставалась одна-единственная возможность: снова вскарабкаться на склон рядом с ним, а потом перебраться через его куполообразную верхушку.

И вот мы дюйм за дюймом стали карабкаться вверх, цепляясь за молодые деревца и носками обуви делая выемки в раскисшей земле, чтобы было куда поставить ногу.

И каждый шаг приближал нас к укреплениям Дунхолма. Кожаные ремни, которыми я всех связал вместе, продолжали цепляться за сучки; казалось, ушла целая вечность, чтобы добраться до места, откуда над палисадом был виден свет костра, указывающий путь на вершину валуна.

Вершина эта походила на довольно пологую крышу и имела примерно пятнадцать шагов в ширину. Ее западный край поднимался к укреплениям, в то время как восточный круто обрывался к реке. Все это я разглядел в свете далекой молнии, расколовшей небо на фоне северных туч. Середина верхушки валуна, то есть то место, в котором мы должны были его пересечь, находилась не более чем в двадцати шагах от стены Кьяртана, и там, на стене, стоял часовой – наконечник его копья полыхнул при свете молнии, как белый огонек.