Вечная ночь - Полина Дашкова

— Что с тобой? Успокойся! — упрямо повторяла Наташа изаглядывала ему в глаза.

— Отстань! — тихо взревел он и покосился на какого-тонезнакомого парня, который курил возле туалета.

Наташа взяла Вазелина за плечи и повернула лицом к зеркалу.

— Посмотри на себя!

В резком люминесцентном свете лицо его казалось бледным досиневы и всё было покрыто жуткими красными пятнами. Лоб блестел от пота.Волосы, слегка смазанные гелем, встали дыбом.

— Что это? Экзема? — испугался он.

— Всего лишь помада, — Наташа достала бумажный платок, —меньше надо целоваться с девочками. Кстати, статья 134. Половое сношение слицом, заведомо не достигшим четырнадцатилетнего возраста, наказываетсялишением свободы на срок до четырёх лет. А ей, насколько мне известно, совсемнедавно исполнилось пятнадцать. И сношался ты с ней ещё до дня рождения. Такчто твоё счастье, что её здесь нет. Здоровее будешь.

— Что ты болтаешь, идиотка! — крикнул он так громко, чтодремавший охранник встрепенулся, открыл глаза, а незнакомый парень застыл иудивлённо шевельнул бровями.

— Не ори. Ты прекрасно понимаешь, о ком и о чём я говорю.Конечно, я идиотка и для тебя ничего не значу. Но учти, вторую такую идиоткунайти будет сложно.

Вазелина трясло. Он чувствовал, что ещё немного, и он невыдержит, врежет по круглому бесцветному лицу Наташи, причём не ладонью, акулаком, так, чтобы крепко хрястнуло под ударом, чтобы мягкий пухлый ротзалился кровью.

— Заткнись, — прошептал он, совсем тихо, едва шевеляодеревеневшими губами, — если ты не заткнёшься сию минуту, я…

— Ну что? Что ты? Убьёшь меня? Задушишь? Зарежешь? Вырвешьсердце и сожрёшь его? Ты сумасшедший, Валька. Тебе лечиться надо. И я тожесумасшедшая. Любая на моём месте давно бы послала тебя подальше.

Наташа стояла перед ним, широко расставив короткие толстыеноги, по-бабьи уперев руки в квадратные бока. Розовым пятном маячила у неё заспиной напряжённая физиономия охранника. А дальше, за приоткрытой дверью,мерцал бледными огнями предрассветный притихший проспект.

— С вами все в порядке? — спросил охранник.

— Да, — ответила Наташа, — с ним все в порядке.

Она шагнула к Вазелину, решительно взяла его под руку иповела назад, в грохочущий дымный зал. Они прошли мимо молодого человека,который вроде бы уже не обращал на них внимания, набирал номер на мобильном.

— Хватит беситься, — тихо шипела Наташа. — Тебя ждут. Люди,между прочим, деньги заплатили. Ты должен спеть ещё несколько песен.

— Зачем? — спросил он, едва шевеля губами, словно рот егобыл разбит резким ударом невидимого кулака.

Они уже были в зале. Аплодисменты, визг и свист заставилиВазелина улыбнуться, потрясти стиснутыми над головой руками и громко крикнуть:

— Вау! Я здесь, ребята! Я весь ваш!

* * *

Самка гоминида уже ничего не замечала. Как только упаковкасо шприцами оказалась у неё в руках, она припустила от аптеки к подворотне. Нобежать быстро не могла. Удивительно, как не вывихнула щиколотки, ковыляя насвоих косых каблуках. Она уже не разговаривала с собой, не бормотала, тольконетерпеливо сопела.

Странник шёл за ней. Очки он снял, кепку надвинул на брови,так, что тень козырька полностью скрывала верхнюю часть лица. А нижнюю, доноса, скрывал тонкий клетчатый шарф. Сейчас, в темноте, его вряд ли мог кто-тоузнать, запомнить и потом описать внятно.

Вслед за шальной самкой он пересёк широкий двор соспортивной площадкой, миновал ряды гаражей, серую панельную коробку районнойполиклиники. Да, безусловно, этот район ему был знаком. Значит, следовалособлюдать особую осторожность.

Никакого определённого плана в голове его пока не сложилось.Он просто хотел выяснить, где обитают два рыдающих ангела, мальчик Петя идевочка Люда. Это не составило труда. Самка привела его к четырёхэтажномуоблупленному дому без номера. Странник, почти не таясь, нырнул за ней в чёрнуюпасть арки, заметил одинокое мутное оконце. За аркой был ещё один двор. Там, стыльной стороны старого дома, скрипела от ветра дверь подъезда. Он елеудержался, чтобы не последовать за самкой вверх по тёмной вонючей лестнице.Остановил его отчётливый вой сирены где-то совсем близко и лязг двери наверху.

— Рая, ты? — спросил хриплый женский голос.

Забрезжил свет. Странник отпрянул, скрылся во мраке подлестницей.

— А? Я, да! — весело отозвалась самка.

— Слышь, ща, это, короче, «скорая» и менты приедут.

— А че случилось?

— Да вроде, это, дядя Гриша опять повесился. На этот разудачно. А у тебя там чего Людка разоралась? Орёт, прям невозможно. Может,покойника чует? Или заболела?

— Не-е, здорова Людка. Настроение у неё плохое. — Самкахрипло захихикала.

— А че, этот твой, новый, деток не обижает?

— Да мои детки сами, кого хотят, обидят!

Опять смех. Счастливый — от предвкушения дозы.

Странник не стал слушать дальше. Выскользнул из подъезда.Вой сирены приближался. Выходить через ту же арку не стоило. В любой момент моглиподъехать «скорая» и милиция. В пустом тёмном переулке его осветят фарами,возможно, остановят, попросят предъявить документы. Сейчас ничего опасного вэтом нет. Но если он здесь засветится, то не сумеет явиться сюда ещё раз. Этобудет слишком опасно. И тогда ему вряд ли удастся освободить ангелов.

Сирена затихла. Стало слышно натужное прерывистое фырчаниемотора. Фары косо осветили арку. Фургон «скорой» пытался развернуться, чтобывъехать во двор.

Несомненно, Странник бывал здесь раньше, в толстой шкурегоминида. Когда, зачем, у кого, он сейчас не помнил. В голове его образовалсяфильтр, который пропускал только необходимую информацию и отсеивал всевторостепенное. Сейчас надо было ускользнуть незаметно. Он знал, что двор нетупик, хотя кажется таковым, особенно в темноте. Должен быть проход междуглухими стенами двух соседних домов. Там темно и грязно, там никто никогда неходит. Проход представляет собой нечто вроде туннеля без крыши, и через негоможно попасть в параллельный переулок.

Оказавшись между глухими стенами соседних домов, в узкомпространстве, он вдруг испугался. Слабость, дрожь, ледяной пот. Кожа поднакладной бородой зудела и горела так сильно, что он застонал. Кирпичные стеныдомов шевелились, как бока гигантских доисторических ящеров. Ветер выл. Высоконад головой чернела полоса ночного неба. Клаустрофобия. Он считал, что давносправился с этим недугом, оказывается, нет. Он двигался боком, но ни на шаг неприближался к выходу, беспомощно перебирал ногами, а стены медленно наползали,чтобы расплющить его.