Гелен Аму. Тайга. Пеонерлагерь. Книга 1 - Ира Зима

Вышла в кафе, зал гудит и заполнен почти до предела, никого не узнаю, что неудивительно, приехали отпускники, началось время сибирского лета, ночи душно южные, только пахнет не морем, а сосновой пыльцой. Прошла к раздаче, не особо надеясь на успех, что мне обломится хоть что-то без блатных друзей, но буфетчица меня узнала, на все выступления приходила и пожелала победы в «финале», я ее поблагодарила и выпросила кофе «от головы», сладкий и без молока, присела в углу веранды, осматриваюсь. И пусто! Ничего и никого, ни внутри, ни снаружи! Люди вокруг ходят, встают, садятся, пересаживаются друг к другу, пританцовывают, подпевают, смеются, выпендриваются и не задевают меня ничем. Гул говорения, музыка без примет, скрученные ароматы еды, спирто-дурманных напитков, духота распаренных тел, и совсем немного отголосков свежести от далекой реки, а тут от бассейна тянет хлоркой, хотя о вкусах не спорят, каждому свое.

Кофе терпкий, горький и даже скулы сводит, словно я дубовой коры наелась, на дне взвесь; вспоминаю про «гадания на гуще», переворачиваю чашку и жду: стечет оставшаяся жидкость и появиться картинка… Что я хочу увидеть? Маньяка? Убийцу Алены? Со спины через ограду веранды ко мне протянулись чьи-то руки и беспардонно опустились на плечи, потом их хозяин лихо преодолел преграду одним прыжком, что впечатлило, язык не повернется такого лихого парня папиком назвать. Валевский Игорь сел рядом, придвинув стул от соседнего, занятого шумной компанией столика, они сначала возмутились, но узнали крупнокалиберного начальника и примолкли, а я заметила про себя, как он невыносимо похож на сына, то есть Ромка похож на него, и мне совершенно от этого не по себе. Может, убежать? Игорь же совсем на другой волне, словно только что после пробежки или плавания брассом — подтянут, свеж и трезв, таким в личном общении вижу его впервые:

— Гадаешь? Лиза тоже так умела, может, у вас в роду цыганки есть? Мне погадаешь? — и не успела я ответить, как он поднял руку наверх и щелкнул пальцами, тут же сквозь толпу проявилась девушка в форменном переднике и чепчике рогаликом, он заказал ей кофе «по-турецки», еще одну чашку для меня, торт вафельный шоколадный и апельсины дольками.

— Моя мама гадала? Никогда такого не знала! — только и нашлась, что ответить.

— Правда? Тогда кто научил? Бабушка? Кофе с апельсинами пробовала? — появилась девушка с подносом, какое-то мгновенное тут обслуживание, неужели Ромка всю жизнь так живет, как барчонок? И понятно, что Алена просто голову потеряла, если Игорь ее так же обхаживал, это после интернатов, их жутких столовок и родаков — тихих алкоголиков! А он уже протягивает мне апельсин и кофе, который сам и посахарил, дольку апельсина при этом он кладет мне в рот вместе со своим пальцем, и ему видимо фиолетово, что мне в приятели годится его сын.

— Нет, бабушка не из таких, она из спортсменок-комсомолок и про цыганок версий не было, да я вроде блондинка, какие цыганки… — ну растеряна я, ужасно глупо себя чувствую, дура дурой сижу, а он свой кофе залпом проглотил и тоже перевернул чашку.

— Ну, мама-то твоя вполне, а ты в кого такая блондинистая? Если бы не волосы, то вы похожи как близнецы, и жесты те же, и голос, особенно сейчас… Так что там получилось?

Он берет мою чашку, мое гадание его интересует явно больше, а я вижу лишь разводы, дурь какая-то, это была шалость от безделья, я не умею гадать, да и кофе у нас никогда нет, не на чем мне тренироваться. Но неожиданно разводы выложились в однозначную картинку: профиль женский и волосы от него как река. Игорь заглянул в размытый рисунок, для чего придвинулся слишком близко, и меня окунуло в его запредельный парфюм. Шлейф запаха сладко-едкий, совершенно не такой, что я слышала в тайге, преследуя маньяка, так думаю, у махрового соблазнителя девиц флаконов двадцать такого богатства на прикроватной тумбочке наберется.

— Ничего себе, и что это может значить? Смотри, а у меня тут разводы в чашке как оленьи рога, но вот вопрос, кто мне может изменить, наставить рога, если я свободен! — и Игорь подмигнул мне залихватски.

Ведет он себя как козел распоследний, от того и рога, растекается тут сахарным леденцом; девицы за соседним столом обсмотрели меня и разобрали на запчасти, но нравятся дядьке малолетки, что с него возьмешь, видимо и Алена для него стала слишком взрослой. Он считает себя свободным! Что это значит? Маньяк он и убийца Алены тоже он?

— Понятия не имею, не умею я гадать, это глупость… — отвечаю, а Игорь так и не отодвинулся от меня. И что мне с этими догадками делать?

— Зато у меня получается, твой рисунок говорит, что тебе стоит отрастить косу и поехать на «конкурс красоты» в столицы, видишь, диадема тут получилась, а если такая девушка «наставит рога», так ее и простить можно, все сходится, — и он приложился мне на плечи и засунул нос в ухо.

— Охренеть… — вырвалось вслух, признаюсь, артистка из меня никакая, такой напор это перебор. И я не могу понять, что можно из этой ситуации выжать, и главное — как?

— Грубиянка, но так даже лучше. Лиза вообще оранжерейная была, невозможно, такая правильная, — и он уже в наглую выправляет мою белесую челку на лицо и присматривается.

А я сижу как лом проглотила, врезать руки так и чешутся, но держу их прочно за спиной, за спинкой стула, словно связанная.

— Что делать собираешься после сезона, куда поступила?

— Никуда, мне еще год учиться, а я слышала, вы покидаете родину…

— Да это не я, это дед все хотел внука в «Оксфордах» учить, а этот дармоед наотрез отказался, меня-то и тут все устраивает, так что… Вот выиграете путевку в Краков, там и встретимся.

— А если не выиграем? — что-то от этого разговора намеками и пластов вдруг потревоженной информации у меня реально голова начала гудеть.

— Ты права, будем исходить из обстоятельств! Знаешь, а я уже привык, что ты блондинка, а не брюнетка как твоя мать, не убирай больше волосы, не нужно «дежавю», ты это ты.

— У вас был роман? — откуда такие страсти по моей матери?

— Нет, ни разу… то есть не было романа. Лиза считала, что с женатым встречаться невозможно, а я был женат, и кажется весь этот «фестиваль» она затеяла, чтобы добраться до твоего отца, поляка своего, короче, до меня ей дела не было, — при этом он запускает руку за ворот моей рубахи, и тут все, терпеть такое не могу больше.

— Ясно, ну с меня сегодня хватит апельсинов и кофе, я пошла… — порывисто вскочила со стула, а то сейчас моя афера сорвется, так и не начавшись, и ходить бы Игорю с фингалом, да удержалась, но скулы от напряжения у меня уже гудят.

— Обиделась… ну я как есть говорю, больше никаких сравнений… — удерживает за руку и смотрит снизу вверх как-то покаянно, и стегануло внутри взглядом маньяка, но словно издалека, эхом.

— Не обиделась, но мне кажется, вы забыли, что я из соседнего заведения, и… я зайду еще на кофе. И лучше без сравнений, — «неужели это он», — думаю про себя.

Маньяк вылез из Валевского, или сейчас маньяк стоит за моей спиной в лесу? И стихии трут мое эго как о стиральную доску, изнахратилась я вся, и этот шквал информации, превратившийся во внутренние ломки, мне не расшифровать, потому что это — я, это мое тело, и душа моя стоит на огневой позиции, и быть отстраненной не выходит, как можно быть отстраненной, если убивают меня.