Бетагемот - Питер Уоттс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это не нейроиндукция. «Овод» даже от земли не оторвался бы, неся такие тяжелые кабели.
«Какой-то нервно-мышечный паралич, — догадался он. — Значит, газ».
Он попытался повернуть голову. Та десятикилограммовым валуном лежала на подушке и не слушалась. Он не мог двинуть глазами. Не мог даже моргнуть.
Сойер слышал, что Сандра тоже проснулась; она дышала часто, но неглубоко.
— Ты, как я вижу, снова заснул, — сказал «овод» знакомым голосом. — Даже глазом не моргнул, верно?
«Дежарден?..»
— Хотя это нормально, — продолжила машина. — Ты оказался прав. Позволь тебе помочь...
«Овод» наклонился носом вниз, пока буквально не уткнулся в щеку Сойера. Мягко боднул ее, словно кот, просящий еду у хозяина. Лежащая на подушке голова Сойера повернулась, и он уставился на детскую кроватку, стоявшую у стены и едва различимую в полутьме.
«О, господи, что...»
Невозможно. Ахилл Дежарден — правонарушитель, а правонарушители... они попросту ничего такого не делали. Не могли. Никто, конечно, официально не признавал этого, но Сойер многое знал и был в курсе. Существовали... ограничения на биохимическом уровне, чтобы правонарушители не злоупотребляли своей властью, не совершали того, что сейчас...
Робот перелетел через спальню. Замер примерно в метре над кроваткой. Тонкий полумесяц вращающейся линзы блеснул на его брюхе, фокусируясь.
— Кайла, верно? — прошептал робот. — Семь месяцев, три дня, четырнадцать часов. Доктор Сойер, у вас, наверное, очень особенные гены, если вы решили родить ребенка в таком ужасном мире. Бьюсь об заклад, это до крайности разозлило соседей. Как вы смогли обойти контроль над численностью населения?
«Пожалуйста, — подумал Сойер. — Не трогайте ее. Мне жаль. Я...»
— Держу пари, вы их обманули, — задумчиво продолжила машина. — Держу пари, эта жалкая личинка вообще не должна была появиться на свет. Но ладно. Как я уже сказал, вы были правы. Когда говорили о людях. Они действительно постоянно умирают.
«Пожалуйста. Господи, дай мне сил, верни мне способность двигаться, дай мне сил, чтобы хоть умолять...»
Яркий, как солнце, горящий хоботок лизнул темноту и поджег Кайлу.
«Овод» повернулся и посмотрел на Тревора Сойера черным циклопическим глазом, пока ребенок доктора кричал, обугливаясь.
— Ну вот, один помер прямо сейчас, — заметил робот.
— За Мандельброт, — прошептал Дежарден. — Вечная ей память.
Он освободил «овода», тот вновь принялся наматывать предписанные круги. Бот не сможет ответить ни на один из вопросов, которые неизбежно возникнут после сегодняшней ночи, даже если кто-то сумеет отследить его присутствие в жилой ячейке 1423 по адресу Кушинг-Скайуок, 150. Даже сейчас он помнил только обычное патрулирование на выделенном ему участке; ничего другого дрон и не вспомнит, а скоро из-за сбоя в навигации уйдет в самоубийственный штопор прямо в запретную зону вокруг генератора статического поля Садбери. От него не останется даже камер, не говоря уж о журнале событий.
Что касается самих тел, то даже самое поверхностное расследование вскоре откроет недовольство Тревора Сойера насильственным переводом в Корпус здравоохранения, а также прежде неизвестные семейные связи с режимом Мадонны, неожиданно пришедшем к власти в Гане. После такого никто не станет задавать никаких вопросов; люди, связанные с Новым порядком Мадонны, всегда пытались свалить старый. Сойер имел доступ в больницу, медицинский опыт и мог нанести невероятный ущерб законопослушным членам общества. Без него в Садбери стало лучше, и неважно, погиб он по собственной неосторожности или от руки бдительного правонарушителя, который выследил доктора в его собственном логове и с чрезмерным пристрастием положил конец террористической деятельности предателя.
В конце концов, такие хирургические операции случались время от времени. А если за ними стоял правонарушитель, то — по определению — это было для общего блага.
Можно вычеркнуть еще один пункт из списка неотложных дел. Дежарден завернул Мандельброт в футболку и направился на улицу, прижимая окровавленный сверток к обнаженной груди. Он тонул в водовороте эмоций, но внутри у него царила пустота. Ахилл пытался разрешить этот парадокс, поднимаясь на первый этаж.
Конечно, он испытывал горе от потери друга, с которым был неразлучен почти десять лет. Удовлетворение от мести. И все же — он надеялся на нечто большее, а не только на мрачное чувство уплаченного долга. На что-то более глубокое. Ахилл не испытал радости, когда Тревор Сойер смотрел на собственную жену и ребенка, горящих заживо. Ничего не почувствовал, когда сжег самого доктора — когда плоть с хрустом стала отделяться от костей; когда глазные яблоки, как большие желатиновые личинки, сварились в глазницах — хотя знал, что уже при смерти, все ощущая, Сойер так и не нашел в себе сил даже захныкать.
Радость ускользала от Дежардена. Конечно, он никогда не чувствовал ее раньше, когда выплачивал по счетам, но сейчас надеялся на большее. Разумеется, причина всего этого запала ему в душу гораздо глубже. И все-таки: только печаль, удовлетворение и... что-то еще. Ахилл даже не мог сказать, что именно...
Он вышел на улицу. Бледный утренний свет заливал все вокруг. Мандельброт остывала, и ее тельце уже одеревенело.
Сделав несколько шагов, он обернулся посмотреть на свой замок. На фоне яркого неба он казался огромным, черным и зловещим. До Рио здесь работало столько потенциальных спасателей, что они могли бы заселить небольшой город. А теперь все здание принадлежало только Дежардену.
«Благодарность», — понял Ахилл с удивлением. Он ощущал благодарность за собственную скорбь. Ведь он все еще любил. Все еще мог чувствовать, чувствовать всем сердцем. До этой самой ночи, до этой потери он совсем не был уверен, что способен на такое.
Элис опять оказалась права. Социопат. Он превратился во что-то такое, для чего этот термин был слишком узким.
Возможно, надо пойти и рассказать ей, как только он похоронит Мандельброт.
УКРОЩЕНИЕ
Оставляйте трупы только здесь Несанкционированная утилизация карается по закону Закон Северной Америки/УЛН о биологической опасности 4023-А-25 - п. 5
Загон без крыши, с трех сторон огороженный стенами, находился к югу от шоссе 184 сразу за Эллсуортом. Знак нанесли спреем на дальней стене — умная краска каждые несколько секунд меняла язык надписи. Кларк и Уэллетт стояли у входа, смотря внутрь.
Неровный пол покрывала растрескавшаяся чешуйками корка старой извести, похожая на дно высохшего озера в пустыне. Было видно, что ее сюда не подвозили уже давно. На субстрате лежали четыре тела. Одно лежало аккуратно, ему сложили руки на груди: черное и раздутое, оно кишело личинками, над ним парил ореол из мух. Три других уже высохли и развалились, походя на кучи листьев, разбросанных сильным ветром. У них не хватало конечностей и одной головы.
