Инес души моей - Исабель Альенде

Весь остаток дня битва продолжалась таким же образом. Испанцам, раненым, мучающимся жаждой и изможденным сражением, приходилось снова и снова сражаться с отдохнувшими и сытыми отрядами мапуче, уставшие отряды которых отходили отдыхать к реке. Часы проходили, испанцев и янакон становилось все меньше и меньше, а долгожданный отряд Хуана Гомеса все не появлялся.

В Чили нет человека, который бы не слышал о трагических событиях рождественской ночи 1553 года. Но существует несколько версий произошедшего, и я буду рассказывать об этом так, как услышала из уст Сесилии.

В то время как Вальдивия и его небольшой отряд защищались как могли в Тукапеле, Хуан Гомес не мог выйти из Пурена. Мапуче осаждали этот форт два дня подряд, а на третий день бесследно исчезли. В напряженном ожидании прошли утро и часть дня, пока наконец Гомес не выдержал. Он с солдатами отправился на разведку в лес. Ничего. Ни одного индейца в поле зрения. Тогда он заподозрил, что осада форта была тактическим ходом, чтобы задержать их и не дать соединиться с отрядом Вальдивии, как он приказывал. Пока они прохлаждались в Пурене, губернатор ждал их в Тукапеле, и, если его там атаковали, чего следовало опасаться, его положение должно было быть отчаянным. Не колеблясь, Хуан Гомес приказал, чтобы все четырнадцать здоровых людей, оставшихся у него, сели на лучших коней и немедля ехали с ним в Тукапель.

Они скакали всю ночь напролет и следующим утром были вблизи форта. Они увидели холм, дым пожара и разрозненные группы мапуче, пьяных от вина и мудая и потрясающих в воздухе человеческими головами и конечностями: оставшиеся силы испанцев и янакон были разбиты накануне. В ужасе, четырнадцать всадников поняли, что они окружены и их ожидает та же участь, что постигла людей Вальдивии. Но пьяные индейцы праздновали победу и не напали на них. Испанцы пришпорили своих усталых коней и поднялись на холм, по дороге рубя шпагами тех немногочисленных пьяных, которые попытались помешать им. От форта осталась лишь груда дымящихся головней. Солдаты хотели найти среди целых и расчлененных трупов тело Педро де Вальдивии, но тщетно. Они утолили жажду грязноватой водой из кувшина, потому что времени ехать к реке не было: в этот момент по склону холма стали подниматься тысячи и тысячи индейцев. Это были вовсе не те пьяницы, которых они видели до того, а отряды трезвых воинов в боевом порядке.

Так как защищаться на руинах форта, где их застали врасплох, было невозможно, испанцы снова вскочили на своих измученных коней и пустились с холма вниз, намереваясь прорубить себе дорогу сквозь вражеские ряды. Они оказались в самой гуще мапуче, и начался беспощадный бой, длившийся до конца дня. Сложно поверить, что люди и лошади, которые всю ночь галопом скакали из Пурена, час за часом выдерживали ужасную схватку, но я, повидавшая испанцев в бою и сама сражавшаяся бок о бок с ними, знаю, на что мы способны. В конце концов солдатам Гомеса удалось бежать, но воины Лаутаро преследовали их, не отпуская далеко. Лошади давно выбились из сил, а лес был усеян поваленными деревьями и другими препятствиями, мешавшими бежать коням, но не индейцам, которые откуда ни возьмись появлялись между деревьями и пытались перехватить всадников.

Эти четырнадцать человек, храбрецы из храбрецов, решили тогда по очереди жертвовать собой, чтобы давать шанс продвигаться вперед своим товарищам. Они не спорили, не бросали жребий, не слушали ничьего приказа. Первый крикнул остальным: «Прощайте!» — осадил своего коня и развернул его, чтобы биться с преследователями. Он наносил удары направо и налево, приготовившись сражаться до последнего вздоха, потому что попасть в плен было бы гораздо более тяжкой участью. Через несколько минут сотня рук стащила его с лошади, и индейцы стали рубить его теми самыми шпагами и ножами, которые им достались от поверженных людей Вальдивии.

За те минуты, которые этот герой подарил своим товарищам, они немного продвинулись вперед, но скоро мапуче настигли их снова. Тут пожертвовать собой решил второй солдат. Он тоже крикнул: «Прощайте!» — и остановился, оказавшись лицом к лицу с толпой индейцев, жаждущих крови. Затем то же сделал третий герой. Так, один за другим, пали шесть солдат.

Оставшиеся восемь человек, среди которых были тяжелораненые, продолжали свой отчаянный бег, пока не достигли теснины, где жизнью пожертвовал еще один, чтобы дать возможность пройти остальным. С ним индейцы тоже разделались в считаные минуты. Тут конь Хуана Гомеса, раненный несколькими стрелами и окончательно обессилевший, упал наземь. К тому времени тьма уже сгустилась, и продолжать движение было практически невозможно.

— Забирайтесь на круп моего коня, капитан! — предложил один из солдат.

— Нет! Поезжайте вперед и не задерживайтесь из-за меня! — приказал Гомес, зная, что тяжело ранен, и понимая, что лошадь все равно не выдержит веса двух седоков.

Солдатам пришлось повиноваться. Они продолжили движение, ощупью продвигаясь вперед и наугад выбирая направление, а Гомес все дальше углублялся в чащу. По прошествии многих страшных часов шесть выживших человек выбрались к форту Пурен, передали печальные известия товарищам и упали замертво от усталости.

В Пурене они оставались недолго: едва перевязав раны и дав немного передохнуть коням, они выехали в Ла-Империаль, который тогда был небольшой деревней. Янаконы несли в гамаках тех раненых, у которых еще оставался шанс выжить, а умирающим обеспечили быструю и достойную смерть, чтобы мапуче не нашли их живыми.

В это время Хуан Гомес пытался идти по лесу, но ноги у него увязали в раскисшей почве, которую недавние зимние дожди превратили в топкое болото. Истекающий кровью, раненный несколькими стрелами, изможденный, мучимый жаждой, не евший два дня, он не сдавался смерти. Он практически ничего не видел и продвигался очень медленно, пробираясь между деревьями и кустами. Он не мог ждать рассвета: ночь была его единственной союзницей. Он явственно слышал радостные крики мапуче, когда они обнаружили его упавшего коня, и стал молить Бога, чтобы это благородное животное, которое было ему верным спутником в стольких битвах, было уже мертво. Индейцы часто истязают раненых животных, чтобы отомстить их хозяевам. По запаху дыма Гомес понял, что преследователи зажгли факелы и ищут его в зарослях, уверенные, что всадник не мог уйти далеко. Он снял с себя доспехи и одежду и утопил все это в грязи. Нагой, он вошел в болото; мапуче были уже очень близко, он слышал их голоса и видел мелькание света факелов.

Дойдя до этого места своего рассказа, Сесилия, у которой было поистине испанское мрачное чувство юмора, хохотала, рассказывая о той ужасной ночи. «Мой муж с головой ушел в болото, от чего я его и предостерегала», — сказала инкская принцесса. Хуан срезал шпагой тростинку камыша и тут же полностью погрузился в зловонное болото. Не знаю, сколько часов он провел в этой глинистой жиже, голый, с кровоточащими ранами, препоручив душу Господу и думая о детях и жене, этой красавице, которая оставила дворец, чтобы последовать за ним на край света. Мапуче несколько раз проходили рядом, едва не касаясь его, не в силах представить себе, что человек, которого они ищут, погребен под болотной жижей, и лежит там, не выпуская из рук шпаги и дыша сквозь тоненькую тростинку.