Невыносимые. До порога чужих миров - Ирина Лазаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорал отодвинул тарелку и облизал пальцы.
– Ну что, я вынужден покинуть вас, другие дела требуют моего внимания. Надеюсь, вы прояснили для себя все, что нуждалось в прояснении, и я снова удачно исполнил привычную роль обучатора и опекатора. Не буду спрашивать, как вы попали в город, но теперь, надеюсь, вы отправитесь по домам?
– Спасибо, – тихо произнес Тахар. – Ты все-таки не должен был… все это нам рассказывать.
– На здравие, – проворчал маг. – Я же сказал: это привычная роль школьного магистра, не люблю оставлять неясностей, не могу отказать тем, кто жаждет знаний. И я немного опешил, что вы проделали весь этот путь ради ответов. Кроме того, вы бы все равно не отстали, правда?
Элай усмехнулся, но промолчал. Для эльфа, который прибыл к стенам города с твердым намереньем хоть из-под земли добыть ответы, он вел себя удивительно сдержанно.
Магистр поднялся. Пару вздохов все они смотрели друг на друга, потом вдруг подала голос Алера:
– Ты ведь ужасно не одобряешь нас.
– Не одобряю, – легко согласился Дорал. – Мне не нравятся люди, которые не хотят видеть в других ничего сверх того, что им удобно и нужно, ты знаешь. Вы не принимали Раня всерьез, вы убивали его веру в себя, не позволяли расправить крылья своим небрежением. За что мне вас одобрять-то?
Сидеть под его укоризненным взглядом оказалось так неуютно, что друзья тоже встали со своих мест.
– И еще я не могу одобрить в вас людей, которые, будучи взрослыми, выбирают шататься по Мирам, а не искать себе нормальное место в жизни, совершенствуясь в ремеслах, рожая детей, строя дома… Ну, много чего можно сделать полезного даже для одной деревни – но вы… Нет, вы поглощены друг другом и своим затянувшимся детством, вы ничего такого делать не будете. И да, Тахар, я не могу одобрить мага, который не хочет использовать свои способности в полную силу, пройдя обучение в Школе. Да, я вас всех очень не одобряю и очень не понимаю. И что?
Дорал пригладил волосы, поправил медальон со знаком Школы.
– Вы уж простите, только Раню я не буду говорить о вашем приезде. Ни к чему это. Он выбрал свою жизнь и свою дорогу, а у вас осталась своя. Вот и топайте по ней.
«… до самой бдыщевой задницы», – читалось в глазах Дорала, но вслух он больше ничего не сказал.
Они проводили взглядом магистра до самого выхода из трапезной и еще долго сидели молча, не глядя друг на друга, а потом Алера решительно заявила:
– Ладно, Элай. Если ты сей вздох не расскажешь, зачем так зачастил в Эллор, мы оторвем тебе уши.
Эльф обернулся неохотно, посмотрел искоса:
– Это ты так пользуешься своим правом на Один Важный Вопрос?
– Нет, это я так пользуюсь правом друга на доверие. Если, конечно, ты нам в нем не откажешь. Снова.
– А если откажу?
– Тогда мы будем продолжать не знать, зачем тебя туда носит, и оторвем тебе уши.
Элай глядел пустым взглядом на пятно эля на столе и молчал. Молчал долго-долго, и лицо его делалось все серьезней, просто-таки непривычно серьезным. Потом наконец заговорил, медленно подбирая слова и не поднимая глаз:
– Весной, в День Вишни, в столице проводят всякие празднования. И в это время там начинается самое большое состязание лучников. Это все знают, наверное. В общем… Я хочу поехать туда. Я всегда хотел. А в Эллор я езжу так часто, потому что… Мне нужен лук. Только не обычный, который я могу сделать из чего угодно, не вот эта маленькая поделка, с которой я по Мирам таскаюсь.
Алера и Тахар переглянулись. Оба считали, что за эту «поделку» многие лучники продали бы душу, как и за ловкость, с которой Элай с ней управлялся, – но предпочли промолчать. Что они в этом понимают, в конце концов?
– А деревья Илфреда растут только в Эллоре. Илфред… Ну, это долгая история. Он был очень знаменитым эллорским лучником, много чего сделал важного, его жуть как чтят, и по большим праздникам он иногда приходит к эльфам вместе с другими духами. А эти деревья… да бдыщева ты матерь… они выросли на том месте, где когда-то развеяли его прах, их очень мало, но из них делают всякие особенные вещи, понимаете, мастерские вещи, в которых живет, демонова ты матерь, часть его души. Но нельзя просто взять и отпилить ветку, дерево само должно узнать и принять тебя, оно должно счесть тебя, бдыщевый хвост, достойным и само отдать ветвь. Я ездил в Эллор… лошадиный ты хвост, я ездил знакомиться с деревом и завязывать с ним дружбу. Чтобы оно привыкло ко мне, узнало меня и дало мне ветку для лука. Все, можете смеяться.
Друзья молчали, и Элай поднял голову. Тахар улыбался – так искренне, что эльф даже смутился. Алера, не поднимая глаз, протянула руку, коснулась его руки.
– Ты попробуй только не взять нас с собой в Арканат на День Вишни.
Эльф подергал себя за ухо, еще раз посмотрел на друзей. Тахар улыбнулся ему – так непривычно тепло и по-доброму, потянулся за своей кружкой. Алера так и не подняла взгляд, но эльф видел, что она тоже улыбается.
– Я думал, вы будете смеяться.
– Разве что от радости, – проворчала Алера, и ее голос тоже звучал непривычно – такой ласковый, как котенок. – Ты, оказывается, не совсем бревно все-таки. Тоже умеешь мечтать, стремиться и от чего-то смущаться.
– А это ж совсем непонятно, если не подсунуто вам под нос и не обжевывается во всех подробностях у костра, – буркнул Элай и отвернулся к залу, где давешний орк-работяга что-то рассказывал сидящим за его столом людям, а на столе перед ними стояло уже очень много пустых кружек.
* * *
Друзья уже долго бродили туда-сюда по мостику над маленькой рекой, а впереди маячила ограда Школы, и башни маячили, высоченные и маленькие, с острыми крышами, с длинными галереями между ними. Речка скорее должна бы зваться ручейком, но над ручейками не строят таких красивых мостиков.
На Тамбо опускался вечер, голоса становились звонкими, а воздух – наконец-то прохладным, там-сям уже раздавалась хмельные песни и возмущенный лай собак, гоняющих пьяных чужаков от хозяйских заборов.
– Все-таки Рань – молодец, – нарушила молчание Алера. – При этом свинья и дурак, конечно, но он знал, чего хочет. Он не испугался пойти туда, куда нужно ему, не имея всехнего одобрения.
Помолчала, разглядывая башенки. Где-то там теперь и обитает их ушастый друг. И, наверное, им больше не придется встретиться друг с другом. Как же это странно – столько лет провести рядом, а потом понять, что не увидишься больше никогда. Так же странно, как до Эллора, когда все думали, что Рань умер, – но еще страннее, потому что… потому что он же не умер!
«И еще, оказалось, он всегда страдал рядом и всегда почти ненавидел нас, как мило. Но интересно, а я бы смогла вот так рвануть за шальной мечтой, когда даже опереться по пути не на что?»
– А мы не то же самое делаем? – Тахар тоже смотрел на школьные башни: «Вот оно какое, то место, где меня никогда не будет. Оно мне очень нравится, между прочим». – Мы идем по той же дороге, Аль, только еще хуже. Рань может оправдывать свою подлость важными целями: знания там, помощь людям в будущем, вся эта маговская чушь. И мы тоже идем туда, куда нам хочется, а не куда надо всем, только мы-то идем без всякой важности и без всякой цели. Даже если бы мы могли сказать, почему премся именно по этой дороге, наше объяснение не звучало бы красиво.