Венедикт Ерофеев: Человек нездешний - Александр Сенкевич

Самыми интересными, вспоминала Тамара Васильевна, были рассказы матери времён молодости. Рассказчицей она, по словам дочери, была замечательной. Лёжа на лежанке, хорошо прогретом месте печи, которое находится с обратной стороны дымоотвода, дети, не шелохнувшись, слушали о том, как «Сызрань переходила из рук в руки — то к белым, то к красным», как «елшанские мужики, вооружившись вилами, шли на помощь то к одним, то к другим». Особенно она умела рассказывать смешные истории из сельского быта. Да ещё настолько артистично, что дети от хохота чуть не сваливались с печки.

Духовную атмосферу в семье создавала именно Анна Андреевна, с раннего детства приобщавшая своих детей к широкому кругу чтения. Да и характер у неё до пришедших в их семью несчастий был покладистый и добродушно-иронический. Без всякой натяжки можно сказать, что эти черты личности их матери достались в какой-то степени им всем, однако в полной мере выразились в самом младшем из них — Венедикте Васильевиче. И ещё на одну важнейшую особенность характера Анны Андреевны обращу внимание. Она резко реагировала на проявления безразличия и недоброжелательства к людям. Не от неё ли также передалась младшему сыну жалость ко всем живым существам, не только к себе подобным? А уже из этого состояния души позднее появился у Венедикта Васильевича Ерофеева интерес к Библии, святоотеческим текстам и классическим произведениям мировой литературы.

Через некоторое время Анна Андреевна лишилась помощницы — дочь Тамара была мобилизована, хотя ей ещё не исполнилось восемнадцати лет, на рытье окопов. Немцы стояли под Москвой, а от Елшанки до Москвы не то чтобы было рукой подать, но и не очень далеко — 894 километра, если ехать по железной дороге, а напрямик — и того ближе. Одета Тамара была кое-как, не по-зимнему, в результате чего отморозила ноги.

Пока Тамара была на оборонных работах, в Елшанке случилась беда.

В конце ноября 1941 года арестовали дедушку Василия Константиновича. Следствие закончилось 16 января 1942 года. Василий Константинович Ерофеев 27 июля 1942 года был приговорён Пензенским областным судом к высшей мере наказания — расстрелу с конфискацией имущества в фонд государства. Впрочем, этот приговор был заменён 25 сентября того же года десятью годами лишения свободы.

В сентябре 1942 года он умер в тюрьме[237]. Его внучка Тамара Васильевна Гущина в неизданных воспоминаниях пишет: «Причины были непонятны. Он работал конюхом и, говорят, с кем-то поссорился и что-то сказал не так. Когда его дочь Марина поехала в райцентр с передачей, ей сказали: “Ваш отец умер!” Мама считала, что, скорее всего, его расстреляли»[238]9.

Младший сын Василия Константиновича Ерофеева Павел рассказал свою версию об аресте отца. Я убеждён, что она ближе других к истинной причине ареста Василия Константиновича. Ведь в России испокон веку личные отношения между людьми в большей степени определяют судьбу человека, чем другие причины, относящиеся к социальной и политической жизни. Это и понятно. Когда закон применяется избирательно, для представителей власти появляется возможность отыграться на простых людях, невинных и беззащитных.

Вот что в феврале 1996 года об аресте отца рассказал Павел Васильевич Ерофеев корреспонденту газеты «Ульяновская правда» Евгению Щеулову: «Однажды к нему подошёл молодой офицер (потом выяснилось, что это был сын местного начальника райвоенкома) и потребовал, чтобы Ерофеев запряг лошадь в коляску (офицер спешил на вокзал). Василий Константинович отказал под тем предлогом, что он не конюх, и при этом сказал офицеру что-то резкое и насмешливое. На другой день Ерофеева-старшего арестовали по обвинению в саботаже, состоялся скорый и неправедный суд “тройки”, и Василия Константиновича “не знамо за что” упекли в тюрьму, где он спустя три месяца после ареста умер»10.

Так или иначе, но после ареста в 1937 году Николая Васильевича, брата их отца, это был второй ощутимый удар по семье Ерофеевых. Теперь дети Василия Константиновича воспринимались окружающими сельчанами и местной властью детьми «врага народа». Как вспоминает Нина Васильевна Фролова, повод для ареста деда по сегодняшним меркам был смехотворный. Кто-то из сельчан донёс, что Василий Константинович, глядя на постамент с Лениным, изображённым в полный рост и держащим в слегка вытянутой руке кепку, съязвил: «До чего вождь страну довёл. Вот теперь и сам милостыню просит!»

С арестом Василия Константиновича положение Анны Андреевны с детьми ещё более осложнилось. Они не считались эвакуированными, ведь приехали к родственникам в Елшанку самостийно, не так, как в Чувашию, куда их распределили жить. Потому-то им и не полагались хлебные карточки. Может быть, причина отказа в оформлении этих карточек была другая — арест дедушки. Так или иначе, но местные власти отказались считать их эвакуированными.

Весной 1942 года, чтобы как-то выжить, дети перекапывали огороды, чтобы найти оставшиеся в земле мёрзлые картофелины. Колхоз дал им полмешка ржи. Ближайшая мельница была от дома, где они поселились, за несколько километров. Из последних сил пришлось до неё добираться, ведь из муки с добавленной в неё картошкой Анна Андреевна напекла большое количество драников или, как ещё их называют, дерунов. Поколение детей, родившихся незадолго до войны, хорошо их помнит. Иногда бабушка Дарья Матвеевна Гущина приносила им немного еды. Анна Андреевна работала в колхозе, а Тамара устроилась на почту. Одиннадцатилетняя Нина и четырнадцатилетний Юра занимались огородами и заготовкой дров — корчевали пни. Это была самая тяжёлая работа, для которой использовались лопаты, топор, пила, лом и двухколёсная тачка. Вся тяжесть корчевания пней в основном легла на Юрия, Нина лишь помогала. Дрова, бережно уложенные в поленницу, хранились в сарае.

Нина Васильевна в разговоре со мной в связи с заготовкой дров вспомнила историю, рассказанную её матерью. В Елшанке овдовела Фрося, красивая и молодая женщина. К ней вскоре посватался тщедушный и невзрачный мужичонка. И Фрося, на удивление всего села, вышла за него замуж. И вышла не по любви, а, как она чистосердечно призналась подругам, из-за дров. В Елшанке проблема с дровами была из острейших. Ведь леса поблизости не было, кругом расстилалась степь.