Зеркало наших печалей - Пьер Леметр

Монахиня прищурилась и с профессиональной ловкостью разбинтовала ногу Габриэля.

– Выглядит не слишком красиво, но… – Она ощупала края раны. – Вы вовремя к нам попали. Сейчас поедете к доктору.

Габриэль кивнул, перевел взгляд с Рауля на тележку с Мишелем.

– Кто-нибудь позаботится о собаке?

– У нас нет ветеринара, только доктор.

Габриэль помрачнел, хотел что-то сказать, но тут вмешался отец Дезире:

– Господь любит всех своих чад. Без исключения. Я уверен, что наш врач проявит такую же любовь. Правда, сестра Сесиль?

Она не дала себе труда ответить, и отец Дезире обратился к Габриэлю:

– Отдохните, а я позабочусь о вашем песике.

С этими словами он потащил тележку к военному грузовику.

Появилась Алиса с носилками. Она была ужасно бледна, и монахиня встревожилась:

– Как вы себя чувствуете?

Алиса попыталась улыбнуться:

– Все в порядке… все хорошо…

– Оставайтесь здесь, я позову кого-нибудь другого. Филипп!

Бельгиец, разгружавший Божий грузовик, подбежал сразу, они положили Рауля на носилки и понесли к машине «скорой помощи».

Алиса вдруг схватилась за сердце и упала на колени, прерывисто дыша.

Что-то сегодня все падают, просто напасть какая-то.

Габриэль отшвырнул костыль, поднял Алису на руки и похромал следом за Сесиль и бельгийцем, как будто нес молодую жену на брачное ложе.

Луиза наблюдала за происходящим издали, но помочь не могла, потому что присматривала за детьми. Спектакль «близнецы против остального мира» продолжался, а девочка крепко спала у нее на руках, и оставить ее было негде.

Она увидела, что носилки подняли в машину, и тут как раз появился Габриэль с Алисой, ее забрали, а его отпихнули в сторону, после чего дверь захлопнулась.

У металлической лесенки остались Филипп, Габриэль и Мишель в тележке, его привез отец Дезире.

Луиза наблюдала за молодым человеком, который так нежно обращался с потерявшей сознание женщиной, той самой Алисой, что уже два дня заботилась о ней и детях.

Он долго смотрел на собаку, как будто прикидывал возможности, потом принял решение, вскарабкался на верхнюю ступеньку, занес кулак, чтобы постучать, и в этот момент дверь распахнулась. Монахиня со шприцем в руке оттолкнула Габриэля локтем – не мешайтесь под ногами! – спорхнула вниз и вонзила иглу в холку пса.

– Он поправится. Это очень выносливая порода. Да отодвиньтесь же вы, наконец!

Она снова толкнула его, на этот раз плечом, и вернулась в машину, сильно хлопнув дверью.

Габриэль вдруг испугался, что Мишель умер, положил ладонь на широкую грудь пса и понял, что тот крепко спит.

Он подобрал костыль, повязку, с трудом дошел до каменной скамьи и скорее рухнул на нее, чем сел.

– Можно? – спросила Луиза.

Он улыбнулся и подвинулся, прижимая костыль к груди.

– Это мальчик или девочка?

– Девочка. Мадлен… – ответила Луиза и вдруг прошептала: – О боже…

– В чем дело? – вскинулся Габриэль.

– Все хорошо, не волнуйтесь.

Она вспомнила, откуда взялось имя Мадлен. Так звали сестру Эдуара Перикура, молодого инвалида Великой войны, которому мадам Бельмонт сдавала пристройку. Товарищ Эдуара Альбер Майяр называл ее очень милой женщиной. Луиза видела Мадлен раз в жизни и не знала, что стало с женщиной, которую Эдуар очень любил и называл единственным членом своей семьи.

– Красивая девочка ваша Мадлен…

Габриэль, конечно же, говорил о матери, и Луиза это поняла, оценила его деликатность – не то время, не то место – и порадовалась завуалированному комплименту.

Габриэль спросил:

– Что все это такое?

– Точно никто не знает. Напоминает лагерь беженцев, но это симбиоз сельского прихода и лагеря скаутов. Экуменический лагерь.

– Поэтому тут монахини?

– Только сестра Сесиль. Трофей отца Дезире. Он шантажировал господина супрефекта, и тот откупился…

– Санитарную машину тоже он раздобыл?

– Получил в качестве временной военной репарации…

Луиза бросила взгляд на рану, и Габриэль объяснил:

– Пуля прошла навылет, и сначала нормально заживало, а сейчас воспалилось…

– Доктор вас осмотрит.

– Наверное. Сестра Сесиль сказала: ничего страшного. Хочется верить… Я не жалуюсь, только волнуюсь за товарища, он совсем вымотался…

– Вы издалека?

– Из Парижа… Сейчас из Орлеана. А вы?

– Думаю, все мы из одних и тех же мест.

Они помолчали, наблюдая за лагерным муравейником. Между ними было кое-что общее, оба могли сказать о себе: «Слава богу, я пришел куда нужно…» В этом странном месте, таком деловитом и одновременно успокоительном, было нечто волшебное, то, что невозможно объяснить словами. Луиза подумала о мсье Жюле, она все время о нем думала и отказывалась считать покойником.

– А папа малышки Мадлен… Он воюет?

– Никакого папы нет.

Луиза улыбалась и не выглядела печальной.

– По-моему, вам следует пойти к машине и ждать очереди, сидя на ступеньке, – сказала она.

Габриэль кивнул, соглашаясь, и спросил извиняющимся тоном:

– Вы правы, но… Не знаете, где я могу хоть что-нибудь съесть?

Она указала на молодого человека у жаровни, стоявшей рядом с огородом.

– Попросите у мсье Бюрнье. Он начнет ворчать, скажет: «Ну вот, опять в неурочный час…» – но обязательно накормит вас.

Габриэль улыбнулся, тяжело поднялся на ноги и пошел вглубь территории, где кипела жизнь.

Габриэль со страхом ждал момента, когда придется войти в походный кабинет майора медицинской службы. Сестра Сесиль была настроена вполне оптимистично, но на то она и монахиня, чтобы утешать человека. Вряд ли хоть одна из сестер предскажет ампутацию, взглянув на рану. Но Габриэль боялся гангрены и перспективы стать инвалидом.

– А вы что здесь делаете?

Вопрос майора так изумил Габриэля, что он ненадолго забыл про боли.

– Все служившие в Майенберге переместились сюда?

В «прошлой» жизни Габриэль регулярно играл с медиком в шахматы, он же нашел ему унтер-офицерскую должность интенданта по снабжению.

– Я заметил того шельмеца… запамятовал фамилию…

Врач заглянул в свои бумаги.

– Ландрад! Рауль Ландрад! Линия Мажино в тылу, какой ужас!