Сила меча - Дмитрий Тедеев

Когда я, увидев, что монахи делают с распятыми на дыбах людьми, изрубил палачей и сделал этим неизбежной большую войну, одним из первых приказов Лео был приказ немедленно собрать в замке всех оружейников, механиков, математиков, алхимиков и других учёных и мастеровых герцогства. И это было очень быстро сделано.

Благодаря бурной деятельности Леардо, развёрнутой им официальной и неофициальной, тайной дипломатии, насыщенной изощрённейшими интригами, адской смесью подкупов, обещаний и угроз, в мой замок прибыли почти все самые талантливые техники и учёные. Не только из моего огромного герцогства, но и со всего королевства Фатамия и даже из других королевств. Почти все прибыли вполне добровольно, они считали меня чуть ли не святым чудотворцем, посланным Богом для установления в этом мире справедливости, и были счастливы послужить мне. Обо мне уже к тому времени ходили самые невероятные легенды, на меня смотрели с религиозным восторгом и обожанием. Лео, разумеется, умело поддерживал и усиливал мою ставшую неимоверной популярность.

Я тоже не мешал взлёту этой популярности, терпел, когда на меня буквально молились, хотя при этом чувствовал себя страшно неудобно. Мне казалось, что если меня будут связывать с какими‑то Божественными силами, всё‑таки может появиться шанс избежать грандиозной войны. Ведь если почти все будут считать меня святым, мало кто захочет тогда воевать со мной.

Сначала вроде бы на самом деле всё так и шло. Герцогство, мгновенно мобилизованное для войны твёрдой рукой Лео, оказалось совершенно не по зубам многочисленным соседям, которых Его Великой Святомудрости удалось заставить напасть. В сражениях мои люди одерживали моментальные, чаще всего бескровные победы. Все знали о моей “святости” и обычно войско неприятеля радостно сдавалось и переходило на мою сторону в полном составе. Поначалу все атаки соседей не только не ослабляли, но, наоборот, усиливали меня.

Его Великая Святомудрость, хоть и развязал тайно войну против меня и моих сторонников, но сам со своими монахами в неё почему‑то не вмешивался. У меня даже сложилось впечатление, что все слухи о их невероятном воинском мастерстве – сплошные домыслы, а на самом деле вояки они никчёмные. Да и как бы они смогли научиться сражаться, если до меня никто и никогда на них не смел не то, что напасть, но и сказать против них хоть слово.

Официально объявлять меня Посланником Дьявола и поднимать всех верующих в непогрешимость Святой Церкви на “Священную войну” против меня Его Великая Святомудрость, вопреки опасениям Леардо, тоже почему‑то не спешил. Может быть, он просто боялся меня. Боялся открыто признать себя моим непримиримым врагом. Слишком уж много оказалось вдруг у меня сторонников, и число их с каждым днём стремительно увеличивалось. Поэтому он ограничивался пока закулисными тайными интригами. Ему удалось натравить на меня многих аристократов Фатамии и даже соседних государств, но моя бешеная популярность среди простых людей (которые и составляли основу войска любого аристократа) все его интриги сводила к нулю и даже обращала мне на пользу.

Вспыхнувшая было война тут же стала затухать. И я уже начал было успокаиваться, думать, что Его Великая Святомудрость просчитался и скоро запросит мира, а то и примется уверять меня, что всегда был моим сторонником.

Я недооценил его. Недооценил его непревзойдённое мастерство плетения интриг и тайной дипломатии. Недооценил, хотя Лео неоднократно предупреждал меня. Недооценил сильного и умного противника. То есть сделал едва ли ни самую большую ошибку, которую только и можно было сделать.

Перелом наступил совершенно внезапно.

В тот день ожидалось заурядное сражение, которое должно было, как обычно, прекратиться, не успев начаться. Воины противника должны были мгновенно сдаться и перейти на мою сторону, подняв на копья собственных командиров, вздумавших вести их против “Святого Максима”.

Разгрома, причём такого разгрома не ожидал никто, даже не по годам осторожный и предусмотрительный Леардо. Это был не просто разгром, не просто полностью проигранное сражение, это было кровавое избиение моего войска, поголовное безнаказанное уничтожение вдруг ставших совершенно беспомощными людей. Спастись в тот день удалось единицам. Из многих сотен, вышедших тогда на бой под моим флагом.

Это было куда страшнее самого чудовищного моего ночного кошмара. У меня до сих пор стоит перед глазами это поле боя, вернее, побоища. Я силюсь забыть, но не могу. И знаю, что никогда не смогу.

Земля, залитая и пропитавшаяся кровью до такой степени, что лужи этой не успевшей впитаться крови хлюпали под ногами, когда мы с Лео всё‑таки начали спасаться бегством. Земля, почти сплошь заваленная трупами людей, моих людей, которые, поверив мне, пошли за меня в бой. Когда мы с Лео прорубались сквозь кольцо окруживших нас врагов, пытаясь уйти с этого страшного места, приходилось наступать на эти трупы, потому что больше ступить было просто некуда.

И запах… Тошнотворный, сводящий с ума запах. Крови, развороченных мечами внутренностей, испражнений умирающих, чего‑то ещё… И тишина. Невозможная в бою тишина. Вернее, не совсем тишина, был слышен лязг оружия и топот ног врагов, крики бессильной ярости, которые издавали мы с Лео. Но кроме наших криков, не прозвучал больше ни один человеческий голос. Не было слышно криков и даже стонов умирающих людей. Мои сторонники умирали в полном молчании. Не было криков и врагов, которые деловито резали моих людей как покорных баранов. Враги не кричали даже и тогда, когда сами умирали от наших с Лео мечей.

Дело было в том, что Его Великой Святомудрости удалось вовлечь в войну против меня Чёрных Колдунов. Владеющих особыми знаниями.

Такого просто невозможно было себе представить. Не только мне, чужому в этом странном и жестоком мире. Даже дальновидный Лео, который чувствовал себя как рыба в воде среди всего этого нагромождения нелепостей и предрассудков, замешанных на чудовищной религиозной наивности и такой же чудовищной жестокости, даже Леардо, мой верный друг и преданный, предусмотрительный слуга, не ждал отсюда беды.

Чёрные Колдуны были не совсем людьми, к людям относились приблизительно так, как сами люди относятся к похожим на них обезьянам – с насмешливым презрением и чувством огромного превосходства. И, наверное, с некоторой опаской. Как к животным, хоть и выделяющимся среди других животных умом и сходством с ними самими, но всё равно остающимся животными. Сообразительными, сильными и опасными, опасными прежде всего своей огромной численностью.

И плодовитостью.

Может быть именно поэтому совсем немногочисленный народ Чёрных Колдунов и опасался рода людей. Чёрных Колдунов было всего несколько сотен, и жизнью каждого из числа этих немногих сотен они, в отличие от людей, очень дорожили. Поэтому Чёрные Колдуны со времени последнего Пробуждения и Выхода на сушу Морского Дракона почти никогда не трогали людей

Впрочем, точно объяснить мотивацию их поступков не смог бы никто. Кроме, разумеется, самих Чёрных Колдунов. А те совершенно не склонны были посвящать людей в свои дела. Поэтому всё это – лишь мои и Лео догадки, не больше.