Стокгольм delete - Йенс Лапидус

– Просьбы выполняет? Передать что-то друзьям на воле…

– Ну нет, брат. И я его за это уважаю, потому что знаю – он из лучших. Раскалывает свидетелей, как яйца о сковородку.

– А когда ты с ним познакомился?

– Ну… в этой истории «Спокойный город». Слышал?

– Нет.

– Тут, значит, вот что… – Керим, очевидно, все время ходил по своему пятачку, голос его то ослабевал, то вновь усиливался. – Я схватил несколько лет за ограбление. А вышел – и опять взялся за свое. Но эти, в коммуне и социалке, становились все хитрее. Вдруг меня ни с того ни с сего назначили лидером группы в их проекте. Как же ты не слышал? «Спокойный город». Это было что-то! Нам бесплатно выдали куртки с лого, комнату отдыха, когда не патрулировали на улицах… Мало того, еще и зарплату платили. За работу с молодежью.

– С ума сойти.

– Сами во всем виноваты. Слушай дальше. Мой папаша когда-то бежал из Турции, получил работу в каком-то сраном университете в Германии. Он у меня образованный – дальше некуда. А здесь… безработный. Нет, никто. С его образованием! Искал-искал работу – по нулям. Убирается в метро. Сидит и смотрит турецкое тэвэ целыми днями, жрет бёрек и курит красный «Мальборо». Как и родители у других братков. Ясное дело, ребята хотели поработать со мной. Выбор простой.

Что-то зажужжало. Все сильнее и сильнее. Звук шел сверху. Это было уже не жужжание – низкочастотный, выматывающий душу рев. Никола подавил желание прижаться к полу и поднял голову. Вертолет.

Что за х… верто-мать-его-лет!

Он завис прямо над ними.

Керим крикнул что-то, но Никола не расслышал из-за грохота.

Никола подбежал к решетке и начал искать дырочку побольше – хоть разглядеть своего нового приятеля. Первый раз он видел его более или менее ясно: здоровенный, как дом, весь в татуировках. Даже под глазом вытатуирована зеленая слеза.

Что-то там происходило.

Вертолет над ними слегка покачивался, но не двигался с места. Оттуда что-то упало. Блеснул на солнце стальной тросик с какой-то хреновиной на конце.

Керим непрерывно двигался. Наконец, тросик с грузом миновал арматуру на потолке и опустился к Кериму в руки.

Сабельная электропила. Ножовка по металлу.

Керим тут же начал пилить решетку между площадками. Дело шло быстро. Он пропиливал небольшую дырку, ставил на нее ногу и пропиливал следующую, повыше. Получалась лестница, по которой он постепенно поднялся на крышу.

Еще через минуту – он уже пилил прутья в потолке. Два куска арматуры с тупым звоном упали на пол.

Ветер от вращающихся лопастей. Шторм.

И сквозь шторм голос Керима. Стоит на переплетении железных прутьев над Николиной клеткой.

– Присоединишься, брат? Я пропилю дыру – не успеешь чихнуть!

Лицо матери, когда она узнает.

Тедди – что скажет Тедди?

Продолжительный, безнадежный вздох Бояна.

Ржанье Хамона – большой палец поднят вверх.

Ребята в Спиллерсбуде лопнут от зависти, когда узнают.

Наезд камеры: одобрительная ухмылка Исака.

Вертолет покачивается над головой.

Керим:

– Ну что, пилить или не пилить?

– Нет, приятель, не могу. Sorry.

Грустная полуулыбка, влажные глаза, безжизненный голос.

Через два дня после побега Керима ему разрешили свидание с матерью. Первый раз. Решили, наверное, поощрить Николу за мужественный шаг: не позволил склонить себя к побегу, хотя возможность была.

Самое забавное: ничего противозаконного в побеге нет. Нет статьи в кодексе, запрещающей зацепиться за стальной тросик и позволить поднять себя в воздух.

Газеты словно взорвались. От новостных передач летели искры.

Потрясающий побег – невероятно искусный пилот вертолета – таких пилотов по пальцам сосчитать, – наркобарон все еще не задержан.

Никола улыбнулся. Наверняка Керим уже где-нибудь на Мальдивах, попивает ледяные коктейли, а на столике – сто упаковок лакрисола.

– Я рада, что ты так решил, – сказала мама. – Хотя думаю, дед начал бы хохотать, когда б узнал, что ты сбежал на вертолете.

Надзиратель прокашлялся.

– Об этом говорить не положено.

Глаза Линды стали еще более печальными, хотя и были – куда печальней.

– У Тедди дела так себе, – сказала она.

– С чего это?

– Не знаю… он все время в стрессе. Что-то у него на уме.

Надзиратель опять прокашлялся.

– Не положено.

– Я не могу поговорить с мальчиком о его дяде? – Линда повернулась на стуле.

– К сожалению.

– Дедушка уехал в Черногорию.

– Почему?

– Не знаю… я, может быть, тоже поеду. К суду вернусь.

– Зачем? Почему?

– Так хочет Тедди.

– О’кей, я ему верю.

– Никола… как же это случилось? Как ты мог?

– Я ни в чем не виноват, мам. Это ошибка.

– Прикажете закончить свидание? – резко сказал надзиратель. – Я же ясно предупредил: о деле подозреваемого – ни слова.

Глаза Линды зло блеснули.

– Вы, должно быть, даже не знаете, что такое нормальное человеческое сострадание. Стыдно.

– Беспредел, – подтвердил Никола.

В кои-то веки взгляды матери и сына совпали.

Мир вокруг: карточный домик.

Тедди: ходячая зажигательная бомба.

Тедди: в полуметре от эпицентра.

Тедди: комок нервов, как героиновый наркоман без дозы.

И в то же время он ни на йоту не отступает от плана.

Кум должен заговорить. Он должен понять, что молчание обойдется ему очень дорого.

Работа. Днем и ночью работа. Тедди ненавидел свой гостиничный номер. Очень хорошо: отец с сестрой уехали на родину. Еще лучше: Никола сидит за семью замками. Там он в безопасности. Читал, конечно, в газетах: какой-то лихач умудрился сбежать из того же заведения на вертолете. Хорошо, что Никола не последовал его примеру.

Прикупил пять дешевых мобильников, старый выкинул в канализационный колодец. Прошелся по банкоматам, банковским конторам, обменникам – ему нужны были наличные. Никаких электронных следов оставлять нельзя.

Такие суммы снять нелегко – помогли Луке и Шип.

Не звонил Эмили. Не намеренно – просто у него не было времени о ней думать.

Все время выбирал обходные пути, запутывал следы, через день менял отели, оборачивался каждую минуту – нет ли хвоста. Неважно, что за хвост: «Сведиш Премиум Секьюрити», люди Мазера или полиция.