Королевство белок - Юлия Тулянская

Сквозь толпу протиснулся Берест. Он уже услыхал, что его дружинник подрался с кем-то из воинов лорда Ганеста, и бегом побежал к реке. Не годится во время войны убивать сослуживца. Изловчившись, он схватил Снодрека сзади и оттащил в сторону, а опомнившиеся наемники выволокли на берег Меченого.

Аллес развернулся и, дрожа на холодном ветру, быстро пошел прочь. Он знал, что ему сейчас нужно. Просто необходимо! Добравшись до своего походного мешка, брошенного недалеко от костра, он вытряхнул его прямо на землю, ища что-нибудь ценное. Может, что-то и было — он тупо смотрел на разбросанные по земле вещи и не мог понять, что из этого взять. Дрожащими руками он беспорядочно запихал все обратно, схватил плащ, и через короткое время обозный торговец увидел перед собой бледного, с синими губами парня, которого можно было принять за утопленника.

— Самогона бутыль. Плащ отдаю, — выдавил из себя «утопленник».

Получив бутылку, парень на месте выхлебал чуть ли не четверть залпом, задохнулся, потряс головой… Потом — пока еще твердой походкой — пошел в сторону от лагеря. Торговец покрутил пальцем у виска.

Аллес отошел и сел прямо на землю, вздохнул и влил в себя еще четверть бутылки. Закрыл глаза и стал ждать, когда придет опьянение, чтобы все поплыло в голове и чтобы стало тепло. Потом Аллес встал, пошел дальше, куда глаза глядят, продолжая прикладываться к бутылке. Наконец-то стало жарко. Аллес засмеялся. Хорошо! Двое незнакомых дружинников попались ему навстречу. Он даже не посторонился, чтобы уступить им дорогу.

— Я между вами пройду! Мне надо! — потребовал он, отодвигая одного из них рукой со своего пути.

Воины расступились, пропуская насквозь мокрого, еле державшегося на ногах молодого наемника с почти пустой бутылью, лишь на донышке которой плескалась мутная жидкость.

— Эк набрался, — покачал головой один.

— А, свалится где-нибудь, проспится, — сказал другой.

Аллес упорно шел куда-то вперед. Голова была пустой и легкой. Несколько раз он спотыкался и падал, но больно ему не было. Однажды он не сразу встал, посидел и посмотрел на звездное небо. Ему показалось, что оно куда-то едет. А когда поднялся на ноги, то ехала уже земля.

— Побили его, — бормотал Аллес на ходу, язык его плохо слушался. — Вот оклемается — и я тоже ему морду начищу. Думает — можно в воду, как щенка? А все смеялись…

Ему вдруг захотелось увидеть чужого дружинника, который побил Меченого. «Я же ему даже спасибо не сказал! — вспомнил Аллес. — Вот свинство!..»

Аллес побрел туда, где стояла лагерем дружина Береста, почему-то уверенный, что не заблудится, и иногда с сожалением отхлебывая из почти опустевшей бутыли.

Уже начинало смеркаться. В полумраке ярко горели костры. Сколько их, Аллес так и не понял: пожалуй, в глазах у него не только двоилось, так много плясало в них огней.

Сидящие у костров люди прекратили разговоры, когда из темноты вышел, шатаясь, мокрый, взъерошенный парень.

— Это… — у Аллеса подкосились ноги, и он упал на колени перед костром. — Зараза… — выругался он, опираясь рукой. — Я не на колени хотел, — пробормотал он, оценивая обстановку. — Я хотел сесть… на чем все сидят.

Снодрек и его товарищи вытаращили на гостя глаза.

— А где тот… который Меченого побил? — продолжал, не узнавая Снодрека, Аллес.

Зоран покачал головой:

— Ты же простудишься до смерти, дурень.

В это время Снодрек подвинулся к Аллесу и тряхнул его за плечо. Парень на сей раз узнал своего защитника.

— А, я как раз к тебе. Ты его хорошо! — стал говорить он. — Погоди, я хотел сказать… спасибо! Ты за меня — как за себя. Я не понял… Почему — как за себя? А, дошло! — хлопнул себя по лбу Аллес. — Ты друг, да? У меня там, — он махнул рукой в сторону своего лагеря, — тоже друзья. Только таких друзей… знаешь… я им больше руки не подам. Трусы. Лихорадку им в бок! Я вообще оттуда уй-ду. Совсем. Только набью морду Меченому.

У Аллеса заплетался язык. Парень хотел встать, и тут же почувствовал, как его поднимают под мышки чьи-то сильные руки.

— Ты куда меня? — отбиваясь, рассердился Аллес.

Он обиженно подумал: что это меня сегодня весь день таскают туда-сюда?

Но Зоран без лишних слов оттащил его в походный шатер. Снодрек тоже влез под полог.

— Стяни с него сапоги, — велел Зоран. — Надо же, как набрался, бедняга. Да на нем сухой нитки нет! Давай, раздевай совсем.

— Смотри, — продолжал Аллес объяснять Снодреку, одновременно стараясь помешать ему стянуть с себя сапог. — Когда за шкирку… смешно, да? Я бы его ногой двинул, но он хрена с два дал. Он сильнее. Но я все равно пойду и буду с ним драться, вот сейчас. Сам буду драться. Ты не думай, что я за тобой спрячусь. Я только сказать хотел — спасибо, друг. У вас выпить еще есть? Нет? Ну, ничего…

Аллес скоро совсем перестал понимать, что с ним делают и прекратил всякое сопротивление. Зоран, укоризненно приговаривая над ним, растер тело водкой. Вместе со Снодреком они переодели своего непутевого гостя в сухое, и Аллес крепко уснул в чужом шатре, укрытый чужим плащом.

Приближался рассвет. Лучина в светце чадила. Ирица не поднимала головы от шитья. Ей надо было спешить. Гонец сказал, что уедет утром. Гонец, что привез в Пристанище вести от Береста.

В сказках Зорана, которые Ирица, бывало, слушала вместе с детьми, говорилось о девице: за одну ночь ей надо было исполнить трудное задание, чтобы выручить своего суженого. Ирице казалось, что и ей так же важно успеть до утра. Делая стежок за стежком, она повторяла про себя: «Пусть он почувствует, как я его люблю. Пусть бы вся моя сила перешла в эту рубашку, защитила его в бою, лучше всякой брони. Пусть в него никакая стрела не попадет. Пусть будет ему тепло… как будто я с ним». Ирица при мысли о Бересте вытирала слезы — они мешали видеть мелкие стежки — и улыбалась.

«А что я ребенка жду — не скажу, — думала она. — Пусть не тревожится за меня. Если узнает, будет рваться сюда — а ведь с войны не уедешь».

Гонцом был один из ребят Снодрека, по имени Горт. Он был весь заляпан дорожной грязью: стояла весенняя распутица. Жители Пристанища сбежалось его встречать, мальчишки вопили: «Горт приехал!».

Уставший до упаду гонец сунул в руки Энкино письмо, и его повели отдыхать. Гонец сказал, что обратно собирается выехать завтра утром.

Энкино во дворе замка влез на широкую плаху, на которой кололи дрова, и стал читать. Это было послание Береста Пристанищу.

Читая, Энкино узнавал руку Береста: крупные, понятные буквы с бесконечным терпением выведенные неуклюжими пальцами. Берест в письме перечислял имена погибших и раненых.

«Мы сражаемся за Годеринг потому, что Годеринг обещал нам защиту, — читал вслух Энкино. — Мы сражаемся за Пристанище. Скоро мы вернемся домой и будем жить мирно. Пахать вам нынешней весной придется без нас. Держитесь, стройте Пристанище, а мы будем его защищать».