Пуля для депутата - Алексей Рыбин

С того места, где стоял джип Лопаты (Максимов перебрался уже на переднее сиденье), был хорошо виден мостик через речку, за которым начиналась территория больницы.

Выстрелы, непрерывно гремевшие несколько минут назад, теперь прекратились, и над местом недавнего побоища повисла тишина.

«Последний парад! — мелькнула у Максимова шальная мысль. Сам плохо осознавая, что он делает, Николай Николаевич врубил фары и осветил двумя широкими столбами света мост и больничный двор со взорванными, распахнутыми воротами.

Рядом с мостом стояла белая «Ауди». Машина избежала последствий разгрома, который учинил на стоянке Боец, поскольку припаркована она была особняком — в стороне, даже не на территории больницы, а за воротами, под высоким дряхлеющим тополем.

От ворот к машине пятился высокий мужчина в черном костюме. Одной рукой он держал за горло совершенно голую молодую женщину, другой — прижимал к ее виску пистолет. Когда свет фар выхватил его фигуру из темноты, мужчина инстинктивно обернулся: посмотрел на мост — и снова перевел взгляд туда, где он фиксировал прежде. За странной парой шел на небольшом расстоянии сгорбившийся, низкорослый человечек, в котором Максимов узнал Захара Яковлевича Гинденблата. В руках тот нес древний ручной пулемет с болтающимися растопыренными ножками. Максимов посмотрел по сторонам и увидел, что часть бойцов ОМОНа бежит к его машине, а часть — в сторону моста, на перехват троицы, медленными шагами, словно под гипнозом, двигавшей к белой «Ауди»…

Николай Николаевич вдруг понял: молодой мужчина с заложницей — это и есть его враг. Сердце снова сжалось в тяжелый, холодный комок и упало куда-то в область живота. Перед глазами опять начали летать золотистые мухи, предвестницы обморока. Однако решение уже пришло — несмотря на подступающую тошноту, на внезапную сухость во рту, на какие-то посторонние образы, стихийно рождавшиеся в мозгу и мешавшие сосредоточиться.

«Я всегда за все рассчитывался сам! — повторял про себя Максимов, цепляясь за эту четкую мысль и не давая ей исчезнуть под натиском непрошеных видений: картин детства, лиц давно умерших друзей, внезапно выплывающих из ночной темноты. — Извините, ребята, и на этот раз я должен рассчитаться сам!»

Он нажал педаль газа и крутанул руль, разворачивая джип, чтобы ехать к мосту…

Когда молодой бандит подошел к «Ауди», он отвел руку с пистолетом от виска женщины и, очень буднично и спокойно прицелившись, выстрелил в Гинденблата. И тот, так же спокойно и буднично, плавно согнулся, сломался в коленях — и упал лицом вперед, уткнувшись носом в землю.

— В машину! — приказал Комаров Ипатьевой, когда отвратительный старик выронил наконец-то свой пулемет и упал на асфальт.

Гена сильно пихнул обессилевшую от нервного перенапряжения журналистку, и она буквально влетела на переднее сиденье «Ауди».

— Не возьмете, суки… Комарова вам не взять! — шептал Гена, выводя машину на мост. — У меня заложник… Никто не посмеет… Они все тебя видели, милая моя! Так что я вам еще покажу — и тебе, и твоему уроду кремлевскому, Гнедко, мать его в душу. Решили питерского бандита развести? Да я сам кого хочешь разведу так, что мало не… Что?! Что?!

За секунду до страшного лобового удара Максимов вдруг почему-то видел себя сидящим в уютной «Пальме». Напротив него, за столиком расположился тип, который был известен Николаю Николаевичу под кличкой Бурый и который несколько дней назад грубо указал Максимову на дверь.

— Извини, мужик! — говорил Бурый. — Я человек маленький: что мне сказали, то и делаю. Откуда мне знать, что ты такой крутой?!

— Я не крутой, — отвечал Максимов. — А просто… Нормальный.

Гнедко, выйдя из своего «Мерседеса», с интересом наблюдал, как черный, невесть откуда взявшийся джип вылетел на мост, быстро набирая скорость, и врезался всей своей массой в «Ауди», шедшую ему навстречу. Его слегка озадачил тот факт, что ни джип, ни белая «Ауди» не пытались уйти от лобового столкновения: ни одна из машин не вильнула в сторону даже на сантиметр!

Вот только взрыв был неожиданно сильным. Видно, в багажнике джипа лежали какие-то сюрпризы — скорее всего, боезапас тех неизвестных, что опередили Гнедко и его ребят и первыми напали на больницу.

— Ну что же, — сказал вслух Гнедко сам себе. — Как говорил наш бывший: «И это правильно!» Так, я думаю, будет лучше.

Лопата, Карпов, Аля и Наташа вылезли из-под земли не там, где стоял оставленный джип Лопаты.

Михаил Романыч провел своих друзей дальше, решив перестраховаться.

— Звони Николаичу на трубу, — сказал он Карпову. — Как он там? А потом я ребятам брякну. Слышал, какую они там бучу устроили? Взрывы, понимаешь… Прямо Хиросима!

— Да, не слабо… — согласился Карпов. — Не отвечает у Николаича.

— Знаешь, что? — рассудил Лопата. — Давай так: я беру женщин и везу их к себе. Там их искать никто не будет. А когда все уляжется, глядишь, можно и по домам разойтись. А ты…

— А я буду ждать! — оборвал его Карпов. — Еще позвоню: он должен очухаться. Думаю, просто вышел посмотреть, что там взрывается… Он такой: ему чуть лучше станет — обязательно вперед полезет! Я-то его знаю…

— Вы, Толечка, осторожней… Пожалуйста! — Аля подошла вплотную к Карпову. — И его берегите. А то он такой непоседа…

— Ладно! — принял решение Михаил Романыч. — Телефон пусть у тебя останется… Звони ему все время! И ребятам звони: должны же они рано или поздно проявиться! А я женщин отвезу и сюда за тобой вернусь. Жди меня прямо тут… Вот, смотри, скамеечка. На ней и сиди.

— Договорились.

Карпов проводил глазами уходившего в темноту трофейщика, что успел за последние несколько часов стать для него другом. И двух удалявшихся женщин, ближе которых у Анатолия сейчас никого не было… Сел на скамейку и стал нажимать кнопки телефона, набирая номер Максимова.