Игры наследников - Дженнифер Линн Барнс

Теперь на меня уже смотрела вовсе не буква «Т», а «Х». Я нажала на обе перекладины одновременно. Щелчок. Какой-то хитрый механизм пришел в движение, и панель отодвинулась под стол, открыв под собой еще один тайный отсек.

Т. С. Х. Тобиас Хоторн с самого начала знал, что я поселюсь именно в этом крыле. Он подписал письмо инициалами, а не полным именем. И оказалось, что две из этих букв открывают ящик. Внутри я нашла папку, очень похожую на ту, которую показывал мне Грэйсон, когда мы встретились в фонде. На обложке крупными буквами было выведено мое полное имя.

Эйвери Кайли Грэмбс.

Один раз отыскав в своем имени роковые слова «риск» и «игра», я уже не могла выбросить их из головы. Гадая, что ждет меня внутри (и сама не зная, что бы я хотела там увидеть), я достала и открыла папку. Первой в ней лежала ксерокопия моего свидетельства о рождении. Тобиас Хоторн подчеркнул дату и подпись отца. С датой все было уже понятно. Но зачем подпись?

– Есть у меня одна тайна… – зазвучал в голове мамин голос, – о том дне, когда ты появилась на свет.

Я не понимала, что все это значит. Стала листать страницы – одну за другой. Они пестрели фотографиями (по четыре-пять снимков за год), начиная с тех, на которых мне было лет шесть.

– Он наверняка следил за твоей жизнью, – в ушах отдавалось эхо слов Грэйсона. – За жизнью крохи с таким забавным именем…

После моего шестнадцатого дня рождения – дня, когда погибла Эмили, – количество снимков ощутимо возросло. Их было до того много, словно Тобиас Хоторн подослал кого-то следить за каждым моим движением. Нельзя же безоговорочно доверяться незнакомцу, подумала я. Именно это он, по сути, и сделал, но, разглядывая фотографии, я никак не могла отделаться от мысли, что Тобиас Хоторн основательно подготовился к своей последней игре.

Я была для него не просто безликим именем и датой.

На снимках я играла в покер на парковке и вышагивала по кафе, нагруженная стаканами. Хохотала с Либби и заслоняла ее от Дрейка. Играла в шахматы в парке и стояла вместе с Гарри в очереди за завтраком, причем видно было только наши затылки. На одной из фотографий я даже сидела у себя в машине со стопкой открыток в руках.

Фотограф запечатлел меня в мире грез.

Тобиас Хоторн не знал меня – но обо мне знал все. Игра, затеянная им, была и впрямь рискованной. Он мог бы сделать меня лишь частью головоломки, а не полноценным игроком. Но миллиардер знал, что игра мне по силам. И не то чтобы он это все устроил, повинуясь слепому порыву. Он спланировал все заранее, и его расчеты строились именно на мне. Не просто на какой-то там Эйвери Кайли Грэмбс, родившейся в день, когда не стало Эмили Лафлин, – но на девушке со снимков.

Мне вспомнились слова Джеймсона, сказанные им в ту ночь, когда он впервые проник ко мне в комнату через камин. Вам, Эйвери, он завещал все свое состояние. А нам остались только вы.

Рано утром Орен сообщил мне, что Скай Хоторн покидает Дом. Мало того что она решила переехать – Грэйсон строго-настрого запретил охране пускать ее обратно.

– Не знаете, почему так вышло? – Орен посмотрел на меня с видом человека, который догадывается, что собеседник знает правду.

Я подняла взгляд и солгала:

– Понятия не имею.

* * *

Грэйсона я встретила на потайной лестнице, где стоял стол «Давенпорт».

– Ты выгнал мать из Дома?

Совсем не этого я от него ожидала после победы в нашем маленьком споре. Все-таки Скай, плохая ли, хорошая, его родная мать. Семья превыше всего.

– Мама уехала по доброй воле, – спокойно ответил Грэйсон. – Ей дали понять, что это лучший из возможных вариантов.

Всяко лучше, чем отправиться в полицию.

– Но ты же выиграл пари, – напомнила я. – И необязательно было…

Он обернулся и поднялся на одну ступеньку, так что мы оказались вровень.

– Нет, обязательно.

И если бы мне пришлось выбирать между семьей и вами, я, конечно, выбрал бы семью – всегда и всюду, сказал мне он однажды.

Но поступил иначе.

– Грэйсон, – прошептала я. Мы стояли почти вплотную. В прошлый раз на этой самой лестнице я обнажила перед ним свои раны – причем в буквальном смысле. А теперь вот ласкала руками его грудь. Да, он был высокомерен и жесток, и превратил первую неделю нашего знакомства в самый настоящий ад. К тому же в его сердце по-прежнему жила любовь к Эмили Лафлин. Но с первой минуты, когда я его увидела, я не в силах была отвести взгляда.

И вот он выбрал меня. Не семью. Не родную мать.

Я робко коснулась рукой его щеки. Он дал себя приласкать, но только на краткий миг. А потом отвернулся.

– Я всегда готов встать на твою защиту, – сказал он и стиснул зубы, а взгляд вдруг помрачнел. – Это твой дом, и здесь ты должна себя чувствовать в полной безопасности. Ты этого заслуживаешь. С фондом я тебе помогу. Научу тебя всему, что надо знать, чтобы освоиться в этой жизни так, будто ты знала ее с колыбели. Но все это… мы с тобой… – Он сглотнул. – Это исключено, Эйвери. Я же вижу, как Джеймсон на тебя смотрит.

Про то, что он больше никогда не допустит, чтобы между ним и братом встала еще одна девушка, он умолчал. Но это было и так понятно.

Я отучилась еще один день в школе, а когда вернулась домой, первым делом позвонила Макс, хотя понимала, что телефон ей наверняка еще не вернули. В трубке послышался сигнал автоответчика.

– Это Максин Лью. Меня тут, скажем так, решили сослать в монастырь, подальше от грешного цифрового мира. Да благословит вас господь, развратники!

Тогда я позвонила ее брату, но меня снова перенаправили на автоответчик.

– Вы позвонили Айзеку Лью, – в трубке снова раздался голос Макс – видимо, она решила взять в оборот и телефонные контакты брата тоже. – Он вполне себе сносный младший брат, так что если вы оставите сообщение, то он вам, возможно, перезвонит. Эйвери, если это ты, хватит рисковать жизнью! Ты и так уже задолжала мне Австралию!

Сообщения я оставлять не стала, но зато пометила себе, что надо разузнать у Алисы, возможно ли отправить все семейство Лью первым классом в Австралию. Мне в ближайший год путешествовать по условиям завещания запрещено, а вот Макс бы могла.

Я перед ней в долгу.

После разговора с Грэйсоном мне было печально и тревожно, и я была бы рада выговориться подруге, но раз уж этого не получилось, я пошла искать Либби. Нужно было поскорее раздобыть ей новый телефон, а то ведь в огромном поместье и потеряться недолго.

А я больше не хочу никого терять.

Я бы вряд ли ее нашла, если бы, проходя мимо музыкальной залы, не услышала доносившихся из нее аккордов. Я пошла на эту мелодию и увидела, что за роялем на скамейке сидят Либби и прабабушка. Обе наслаждались музыкой, прикрыв глаза.