Ангелотворец - Ник Харкуэй

запрещено торговать вразнос, плеваться, распространять слухи, ссуживать деньги, устраивать дуэли и играть в азартные игры. С добрым утречком, Джо!

– Мне нужна помощь, – с порога говорит Джо, и его напряженный тон заставляет Боба Фолбери мгновенно помрачнеть.

– Надеюсь, ты не нарушал закон?

– Ко мне приехали приставы, Боб, и иные представители власти.

– Продажные чиновники?

– Целое стадо.

– Прах их забери! Моль поест их, как одежду, и черви пожрут их, как шерсть, а правда твоя пребудет вовек. Это из Библии, Джо. Знаешь, я всегда считал, что здесь Господь имел в виду сборщиков податей и таможенников.

– Спасибо, Боб. Это Полли, – неловко представляет свою спутницу Джо; мистер Фолбери тут же выпячивает грудь на офицерский манер и протягивает ей руку.

– И мне очень приятно с вами познакомиться, мисс Полли. Боб Фолбери, привратник дома искусств. А вы кто будете – мастерица, мучительница или муза?

– Всего понемногу.

Мистер Фолбери улыбается.

– Значит, муза. Муз я люблю больше всего.

Он ведет их за собой по коридору, гордо демонстрируя гостям владения: обшитые деревянными панелями стены, картины кисти Брюнеля и Бэббиджа по соседству с работами менее именитых (но не менее талантливых) акварелистов, старинные чертежи и страницы древних математических книг. Экспонаты в «Гартикле» необычные, вещает он, многие изготовлены вручную или потеряли хозяев, а некоторые – все сразу. Да и само здание особенное, каких только нововведений здесь нет! И пневмопочта викторианских времен, и канализация Томаса Твайфорда, и раздвижная крыша на третьем этаже флигеля, чтобы наблюдать за Луной. Имеется тут и старинная охранная система с тревожными кнопками в основных залах, хотя даже Боб Фолбери опасается ею пользоваться.

– Вы, должно быть, пришли к старой Людоедке? – осведомляется Боб. – Она сейчас пишет монографию о своих зубах.

Сесилия Фолбери – гордая обладательница обширной коллекции вставных зубов, в том числе старинных. Жемчужина коллекции – заводная челюсть, изготовленная по заказу моряка, которому пушечное ядро оторвало часть плечевого нервного сплетения, из-за чего он утратил способность жевать. Сие наводящее ужас стоматологическое собрание занимает в «Гартикле» отдельную комнату, и именно ему Сесилия обязана своим жутким прозвищем, которое она любит оправдывать, украшая себя по настроению теми или иными экспонатами коллекции.

Боб Фолбери, судя по всему, находит эту причуду жены самобытной и очаровательной.

– Мне нужны вы оба. И еще проигрыватель грампластинок.

– Что ж, мы к твоим услугам! Пойду раздобуду патефон?.. Чертовы сборщики податей! Прах их забери! – Затем он бросает взгляд через плечо в обшитый деревом коридор и кричит в темные, обшитые деревом недра фонда: – Дорогая! Споркыш пожаловал!

Раздается вопль, будто тромбонистку ущипнули за мягкое место во время увертюры, а затем – зычный рев, исторгаемый парой пожилых женских легких.

– Так-так, да не стой ты в дверях, заходи! Все тепло выпустишь, а это – вопиющее нарушение нашей экологической политики, не говоря уже о том, что я умираю от холода!

Сесилии – могучей, как гора, и в серебряном шлеме седых волос – по-прежнему не видно за полуприкрытой дверью, однако глас ее разносится по всему дому искусств.

Когда они входят в комнату, стул на колесиках отъезжает от овального бюро, и удобные тапки шлепают по натертым до блеска полам. Невысокая мускулистая женщина с короткими волосами, напоминающими стальную шапочку для душа, выскакивает на них из сумрака. Глаза за стеклами огромных очков в винтажной прозрачной оправе кажутся поистине огромными.

– Споркыш? Джо Спорк? Что ж ты сразу не сказал, дубина стоеросовая?! Джо? Джо! Джозеф! А ну иди сюда и расцелуй меня!

Людоедка простирает руки в стороны и прижимает Джо к груди. Мистер Фолбери вздыхает.

– Если заметишь, что у нее голодный вид, сразу кричи. Даже если она просто странно на тебя посмотрит. Я на такой случай храню для нее сырое мясо в жестянке из-под печенья.

– Поклеп! – кричит Людоедка. – Наглая ложь, оговор, вранье! Кто это? Что? Что? Как девушку могут звать Уолли? А, Полли! Да-да, конечно. Замечательно. Смотрю, даже мясцо на костях есть, слава богу, а то на нынешних жердей без слез не взглянешь… Фолбери, умолкни! Я вовсе не на суп ее присмотрела. Нет и нет! Эта чушь про антропофагию уже в печенках у меня сидит! Завязывай. Лучше пойди завари чаю. Чтоб был крепкий и оранжевый. Я уже чую, что наш Споркыш вляпался в историю и неспроста пожаловал. Как я поняла? Очень просто! Иначе бы этот тип неблагодарный вообще сюда не явился!

Глаза золотой рыбки, брови Мона Лизы – ох, ну и взгляд… Боб Фолбери с улыбкой удаляется.

Теперь, в тишине, Сесилия вновь осматривает Джо Спорка, на сей раз внимательнее. Она обращает внимание на его осунувшиеся, заросшие щетиной щеки, на впалые глаза. Затем косится на Полли Крейдл и подмечает между ними нечто, что приходится ей по душе. Рентгеновское зрение с субтитрами. Старушачье кунг-фу. Наконец она заключает Джо в нежные объятья.

– Ах, мой дорогой, – бормочет она. – Мой дорогой, дорогой мальчик. Когда выдастся минутка, непременно сходи и обними Фолбери, и сообщи ему, что я заставила тебя в ближайшее время прийти к нам на ужин. Ему так тебя не хватает!

– Обязательно обниму, – говорит Джо.

– На днях напугал меня, – продолжает она. – По-настоящему. Проснулся среди ночи и давай задыхаться. Ну все, думаю, сердце отказало! Ан нет: аллергия на новые подушки. И все же ты приходи, Джо. Пожалуйста.

– Приду.

– Потому что рано или поздно сердце ему действительно откажет.

– Я приду, – заверяет ее Джо.

Она долго и внимательно смотрит на него, гадая, стоит ли верить обещанию.

– Вот и славно. Тогда к делу. Чем я могу тебе помочь?

– Тед Шольт. Рескианцы. Брат Шеймус.

– Ах, Джо, это такая нехорошая история. И очень давняя. Половина – ложь, не сомневаюсь. Ты меня не послушался, да? Все-таки полез к этим чертовым Гакоте?

– Да. – Врать ей он не способен.

– А я предупреждала, предупреждала!

– Тогда было уже поздно.

– Понимаю. В таком случае рассказывай все, как на духу, и начнем плясать оттуда. Перебивать не стану.

Она никогда не перебивает. Эйдетическая память Сесилии Фолбери отличается взбалмошностью, своенравием и непредсказуемостью: она проводит странные параллели и обнаруживает неочевидные связи между явлениями, фиксируя факты с первого упоминания. Сесилия молча слушает историю Джо о поездке в Уиститиэль и загадочном улье, о Теде Шольте, о тонком и толстом, о черных незнакомцах с поступью цапли, наконец, о Билли Френде и о том, как его спас Мерсер. За это время Сесилия не раз и не два щурит глаза; Джо знает, что в эти мгновения она проводит те самые связи: блуждает по длинным переулкам лабиринта памяти, извлекает на свет давние события и заново их изучает.

Вот рассказ окончен, и Сесилия Фолбери несколько минут сидит молча, уставившись на стол, подергивая губами и непрерывно оглаживая со всех сторон висящую на груди вставную челюсть. При этом она едва