Удавка для опера - Владимир Колычев

Их геологоразведочная группа искала в тайге одно, а нашла другое.

Золото. Самородное золото. В огромных количествах.

«Да здесь «Плита Холтермана», и не одна!» — восторженно воскликнула Галочка, прелестная блондиночка, студентка третьего курса.

«Все-то ты знаешь!» — буркнул Ваня, старший их группы.

«Плита Холтермана» — это крупнейший самородок, найденный в Австралии. С остатками породы вес двести восемьдесят пять килограммов. Целое состояние, и даже не одно.

«Ребята! Госпремия нам обеспечена!» — глупо радовался Николай

«Премия…» — усмехнулся Матвей.

В задницу засунуть эту премию. Надо золото брать. Сколько можно унести. И уходить. Домой. А там толкнуть перекупщикам. И будут они тогда все жить припеваючи до конца дней своих. Он, например, мог бы жить с Галочкой. Хорошая девчонка.

Но его не поймут. У них в группе все слишком правильные. Все идейные. Все в светлое будущее верят. Ага, ждите! Хрущев в восьмидесятом году коммунизм обещал. А где он, этот коммунизм? Восьмидесятый год уже давно позади. А они все еще во что-то верят. Идиоты!

«Надо обратно спешить, — сказал Николай. — Всем рассказать… Нас ждет мировая слава!»

«Завтра утром тронемся, — не стал спорить Ваня. — А пока осмотрим месторождение…»

А чего тут осматривать? И без того было ясно, что золота здесь завались. Ахнут и ЮАР, и Австралия, вместе взятые. А их всех четверых ждет Госпремия. Если, конечно, кто-то другой не присвоит результаты их труда.

Вечером они отправились на свою стоянку. Палатки стояли километрах в пяти от месторождения.

Всю ночь Матвей не смыкал глаз. Сначала сидел у костра вместе с Галочкой. А та разошлась. Впервые за все время начала оказывать ему знаки внимания. А он будто этого не замечал. Он думал о золоте. Напряженно думал. До боли в голове.

Все разошлись по палаткам. Он остался у костра один. И все думал. Пока не заснул. Проснулся перед самым рассветом. От жуткого крика. Он доносился откуда-то из-за палатки.

Матвей схватил карабин и бегом туда. И увидел страшную картину. Николай катался по земле, его рвали на части два сильных волка. По нужде, называется, сходил.

«Ну, гады!» — Матвей прицелился и выстрелил.

Первому хищнику он попал в голову. И тут же направил ружье на второго. И снова выстрелил. Как будто черт дернул его за руку. Он промазал. И, как понял сам, промазал намеренно. Пуля попала в Николая. Точно в сердце.

И только третьим выстрелом он убил второго волка.

Появились Ваня и Галочка.

«Волки! — пробормотал Матвей. И горько добавил: — И Николай…»

«Что с ним?» — бросился к другу Ваня.

И тут же остолбенело уставился на Матвея.

«Ты его… Ты его убил…»

«Я не хотел…»

«Ваня, он промазал!» — вступилась за него Галочка.

Словно это не с ним происходило. Словно это не он убил Николая. Словно не он наводил карабин на Ваню…

Бах! И старший их группы с пулей в животе свалился рядом с Колей.

«Нет, Галочка, я не промазал!» — Матвей повернулся к девушке.

И впился в нее остекленевшим взглядом.

«Матвей! Что с тобой?» — в страхе отодвинулась от него Галочка

«Волки… — оцепенело пробормотал он. — В этом году в этих местах много волков. Сильные волки, матерые… Их очень много…»

«Матвей!!»

«Волки хотят нашей крови…»

«Матвей!!!» — в панике закричала она, когда он направил на нее винтовку.

«Матвей…» — тупо согласился он.

«Не надо!»

«Не надо…»

«Ты хочешь меня убить?»

«Хочу…»

«Из-за золота?»

Теперь и сам Матвей понял, зачем он хочет ее убить. Понял, почему он уже убил двоих своих товарищей. Все из-за золота. Это жадность сбила его с прицела. Это тяга к богатству направила ствол карабина в грудь Николая. Нищета и убогость, в которой он жил, нажала на спусковой крючок…

«Этого золота мне хватит на всю жизнь…»

«Нам хватит», — поправила его Галочка.

«Это мое золото!» — отрезал Матвей.

«А мы станем мужем и женой. И это будет наше золото…»

«Раздевайся!»

«Что?!»

«Раздевайся!!!»

«Ах да…»

Галочка лихорадочно стаскивала с себя одежду. Даже утренняя прохлада не могла остановить ее. Но в глазах не желание, в глазах — смертельный страх.

Она готова отдаться ему, лишь бы не схлопотать пулю.

Она разделась. Скрестила на груди руки. Ее лихорадило. Было слышно, как стучат ее зубы.

Матвей опустил карабин, подошел к ней, схватил за волосы и потащил в палатку. В штанах стояло колом. Он быстро освободил инструмент и вошел в Галочку. Ему было хорошо. Чертовски хорошо… А потом, когда все было кончено, он сделал вывод.

«Ты не девочка», — сказал он.

«Не девочка, — закивала она. — У меня был парень…»

«Ты не девочка, — повторил он. И жестко улыбнулся. — А мне такая жена не нужна…»

Он навалился на нее всей тяжестью своего тела, сцепил руки на ее шее. Когда он отпустил ее, Галочка была мертва.

Потом его сотрясал страх. Его не мучила совесть. Его не угнетало раскаяние. Он боялся. Боялся, что его преступление будет раскрыто. И его посадят. А потом приговорят к высшей мере наказания.

Несколько дней Матвей скитался по тайге. Карабин не выпускал из рук. Спал только днем, где-нибудь на высоком дереве. Он боялся волков.

А потом он вернулся на место преступления. И облегченно вздохнул. От Вани, Николая и Галочки остались рожки да ножки. Их трупы растерзали голодные волки. Остались только фрагменты, по которым невозможно было установить, что двоих застрелили, а одну задушили.

Он отправился в Семиречье. Пять дней пути. Уставший, голодный. Но направился сразу в отделение милиции. Так, мол, и так, на их группу напала стая волков. Он единственный, кому удалось спастись.

На место происшествия отправилась следственно-оперативная группа. И по пути милиционеры встретились со стаей волков. Жертв не было. Но зато на фоне этой встречи сказка Матвея звучала очень убедительно. Ему поверили. Уголовное дело даже не думали возбуждать.

А потом он вернулся на месторождение. Набил полный рюкзак золотыми самородками и подался в Москву. Рисковал. Но не зря. Золото в столицу он доставил в сохранности. И потихонечку сбыл его.

Жил он скромно, ничем не выделялся. Поэтому вырученных денег ему хватило надолго, до девяносто первого года. Пока не грянула денежная реформа. Все его «полтинники» и «сотки» одним махом превратились в хлам.