Печать Медичи - Тереза Бреслин

— Это хитрость, — сообщил нам Шарль. — Разведчики докладывают нам, что Папа спит в грубой хижине, для того чтобы солдаты видели, что он переносит превратности зимней кампании вместе с ними.

— Он подает им хороший пример, — заметил я. — Люди пойдут на смерть за такого командира.

— Он уже не в силах сидеть верхом, — ответил на это Шарль. — Возможно, он спасет нас всех от беды, если скоро умрет.

— Лучше бы он погиб от острия моего меча! — воскликнул Паоло.

— У него геморрой. Поэтому любое острие причинит ему неудобство, — съязвил Шарль, вызвав всеобщий взрыв смеха.

Но неукротимый Папа всем на изумление выздоровел. И хотя все еще был не в состоянии ездить верхом, он настоял на том, чтобы его отнесли на поле боя в паланкине и он смог бы наблюдать осаду Мирандолы лично.

Мы ждали. Нам было поручено держать фланг, но выступать мы должны были только в том случае, если противник сам начнет атаку.

Вдоль вражеских линий туда и сюда сновали разведчики.

И вот в середине января настало утро, когда нам было приказано приготовиться к бою. Войска противника прибывали и прибывали.

Наконец появился верховой гонец. Он высоко держал в руке какое-то сообщение и громко кричал:

— Они наступают! Они наступают!

Шарль подбежал к нам с Паоло и пожал наши руки:

— Да хранит вас Бог!

На лице его читалось напряжение. Он был сильно взволнован предстоящим сражением.

Я тоже был возбужден. Но это возбуждение походило на дурное предчувствие. У меня сводило кишки, и хотелось бежать. «Неужели я трус?» — думал я.

В нашем лагере прозвучал сигнал к бою и ударили барабаны.

Задача «Красных лент» заключалась в том, чтобы изматывать пехоту противника со своей стороны. Атакуя его фланг, мы должны были отводить огонь от города. В случае пролома стены это дало бы защитникам время для залатывания дыры.

Нашей главной целью была группа мушкетеров, вооруженных тяжелыми аркебузами. Мушкетеры производили смертоносные выстрелы и при этом были защищены рядами пехотинцев, вооруженных пиками. Эти пики достигали более шести футов в длину и в соединенном виде представляли собой почти непробиваемую броню. Мы надеялись, что при поддержке «Красных лент» французская легкая кавалерия, которой командовал Шарль, сможет сделать то, что не удалось бы тяжеловооруженным рыцарям на боевых конях: прорвать ряды пик.

Но это был наш первый бой. Несмотря на то что мы упорно тренировались, протыкая копьями набитые соломой мешки и фехтуя на деревянных клинках, перед настоящим сражением всех нас охватило страшное волнение. Стефано и Федерико сдвинули своих лошадей, и мы с Паоло непроизвольно сделали то же самое.

Перед нами лежала Мирандола. Она казалась маленькой и уязвимой. Клубы пушечного дыма поднимались в небо. В морозном воздухе раздавался грохот артиллерии. Выдвинувшись вперед, мы смогли оценить размер армии, штурмовавшей город. Сверкали ряды пик, сияла броня доспехов. Войска выполняли боевое построение: это были тысячи пехотинцев, поддерживаемых легкой и тяжелой кавалерией. Я смог различить швейцарские, немецкие и венецианские знамена, но помимо них было и много других полков, каждый в своей собственной форме.

Шарль рассмеялся:

— Ну и веселый же денек нам предстоит!

Он вытащил меч из ножен и поцеловал клинок.

— За победу! — воскликнул он.

Паоло тут же повторил за ним:

— За победу!

Я почувствовал, что вынужден сделать то же самое. Вынул меч и поцеловал его.

— За победу!

Паоло развернулся в седле и крикнул своим воинам:

— За победу!

Они вытащили мечи из ножен и грянули дружно:

— За победу!

Мы быстро двинулись вперед, стараясь, однако, не слишком опережать пехоту, которая должна была вступить в бой следом за нами.

На холме, возвышавшемся над полем боя, мы остановились.

Над рядами пехотинцев, одетых в цвета д'Эсте, взвились знамена и раздался всеобщий громкий крик:

— Феррара! Феррара!

Шарль выехал вперед. Его кавалеристы построились за своим командиром.

По сигналу Шарля Паоло тоже занял позицию впереди своего отряда.

Я встал сразу за ним.

Он обернулся и улыбнулся мне.

Но у меня в горле стоял ком. Ком страха.

Шарль поднял меч высоко над головой. И прежде чем махнуть им, дав сигнал к атаке, он крикнул:

— За короля Людовика! За Францию!

Паоло вонзил шпоры в бока своего коня. Конь резко рванулся вперед, и Паоло поднял меч.

— Дель Орте! — закричал он. — Дель Орте!

И вдруг я понял, что тоже кричу вместе с ним:

— Дель Орте! Дель Орте!

Кругом грохотали копыта — впереди, сзади, везде. Скрежетали доспехи, от людей разило потом. Некоторые открыто плакали. Другие кричали — в восторге, в безумии гнева, в возбуждении. Кони толкали друг друга, грохоча копытами по твердой земле. Мы неслись с холма вниз, чтобы наброситься на свою жертву, как стая голодных волков на овец, сгрудившихся в загоне.

Нашим преимуществом стало неожиданное появление. Вражеские пехотинцы с длинными пиками, делавшими их колонны похожими на ощетинившихся ежей, еще находились на марше.

Пятьдесят ярдов, сорок, тридцать…

Они оборачивались с криками ужаса, пытались занять оборону.

Но мы уже налетели на них.

Однако их командир отдал какой-то приказ, и последний ряд пехотинцев, приступил к его исполнению.

Вместо того чтобы броситься на помощь товарищам, пехотинцы последнего ряда воткнули пики в землю. Мы уже не могли остановить лошадей, а ведь пики торчали в земле острием кверху, и эти острия были нацелены на конские животы.

Когда мы налетели на них, я пережил ужасное потрясение.

Лошади мычали, ревели, вопили, а копья и пики разрывали их животы и вонзались в желудки. Этот жуткий звериный рев, должно быть, был подобен воплям грешников в аду. Нашим лошадям не приходилось испытывать подобного кошмара.

Они привыкли мирно гулять и пастись на феррарских полях, привыкли к тому, чтобы их всячески холили и лелеяли. Они привыкли доверять нам. Какое же гнусное предательство совершили мы по отношению к ним, ввергнув их в эту бойню, учиненную человеком! Их ужас и дикое помешательство вынести было невозможно.

Люди прижимались к их шеям и мордам, падая под ударами кавалерийских клинков. Когда мой собственный клинок соприкоснулся с костью, рука неприятно задрожала по всей длине. Какой-то высоченный детина двинул на меня свою пику и зацепил мои поводья специально прикрепленным к ней крюком. Потянув за поводья, он заставил мою лошадь опустить морду и тут же выхватил длинный кинжал. Я уже чувствовал его дыхание. Жаркое дыхание на морозе.