Печать Медичи - Тереза Бреслин

Он встал поудобнее, прицелился и уже отвел руку для броска, как вдруг раздался крик:

— Нет!

Это крикнул тот, третий. Всадник. Он махал руками и кричал:

— Нет! Не сметь!

Все это время он медленно и осторожно, жалея лошадь, пробирался вдоль ручья. Я не стал смотреть, как он будет приближаться, а вместо этого, помогая себе острым камнем, стал уходить от них вверх все дальше и дальше. Теперь я чувствовал себя увереннее. Оба разбойника наверняка были опытными убийцами, но я был моложе, шустрее и еще не забыл, как лазить по скалам. Лишь добравшись до вершины горы, я посмотрел вниз.

Оба бандита исчезли. Наверное, третий послал их искать обходной путь и преследовать меня с другой стороны, а сам остался наблюдать за мной. Переводя дыхание, я успел немного разглядеть его. Он показался мне весьма странным компаньоном для первых двух разбойников. У него была чистокровная лошадь — вороной рысак, к тому же покрытый богатой попоной из пурпурного бархата.

Увидев, что я гляжу в его сторону, всадник что-то крикнул, но на таком расстоянии расслышать было невозможно.

Потом он махнул мне, призывая спуститься к нему.

«Он что, считает меня сумасшедшим?» — подумал я и, отступив от края скалы, огляделся. С вершины скалы начинался пологий спуск в густо поросшую лесом долину. Я заметил то место, где ручей вновь вырывался из-под земли и устремлялся к реке, и побежал туда. Сколько времени в моем распоряжении? Как скоро найдут мои преследователи обходной путь? Сколько времени понадобится всаднику, чтобы догнать меня? Собак у них не было, поэтому мне совсем не обязательно было придерживаться реки. Я подумал, что мне стоит вообще уйти в другую сторону, выбрать более неожиданный маршрут. Ведь река вела в город, и они легко могли предположить, что туда-то я и направлюсь, чтобы затеряться в толпе. Да, путь вдоль реки был наиболее очевидным. Поэтому мне нужно было бежать в другую сторону. Прячась за деревьями, я выбрался на лесную тропинку и углубился в чащу.

Я бежал по лесу, не останавливаясь. Примерно через час впереди показалась поляна, а на ней — несколько хижин.

Я обогнул эту поляну. Если преследователи придут сюда, обитатели этих хижин честно скажут им, что я здесь не пробегал. И тогда они решат, что я ушел совсем другой дорогой.

Миновав поляну стороной и вернувшись на тропу, я вдруг услышал за спиной стук копыт. Всадник, судя по звуку, ехал довольно медленно. У тропы рос огромный ветвистый дуб, поросший густой листвой. Я буквально взлетел на дерево и затаился в ветвях.

Вскоре я увидел всадника — это был тот человек на вороном рысаке.

Как я не подумал, что они могут разделиться! Какая беспечность! Ну конечно. Он послал своих бандитов вдоль реки, а сам поехал этой лесной дорогой.

Он был от меня на расстоянии вытянутой руки. Мне хорошо были видны его роскошный плащ, подбитый мехом, дорогие перчатки и шляпа такого типа, которую носят знатные вельможи: с длинной сеткой для волос, свисающей с полей.

Наконец он уехал вперед по тропе. Когда он скрылся из виду, я осторожно спустился с дерева и стал потихоньку уходить тем путем, каким пришел, стараясь при этом петлять и запутывать следы. Но потом мне снова пришлось залезть на дерево.

Он опять был недалеко от меня! Потом еще ближе.

Я понял, что он делает. Он методично исследует одну лесную тропинку за другой, внимательно смотрит на землю и оглядывается по сторонам, надеясь увидеть сломанную ветку или другой знак моего присутствия. Это явно опытный охотник, человек, который хорошо умеет выслеживать зверя.

Он опустился на колени, поднял несколько листьев и огляделся.

Я приоткрыл рот, чтобы он не услышал мое дыхание. Он был так близко, что мог бы дотронуться до меня. Догадайся он поднять голову — и мне конец!

Тут впереди раздался шум — это фазан вылетел из своего укрытия. Мой преследователь тут же спешился и ушел в том направлении.

Как я сглупил! Мне надо было идти в город. Он очень умен, этот человек, раз выследил меня досюда, хотя вряд ли знал наверняка, что идет по моим следам. Ведь по лесу мог бродить кто угодно.

Я уходил все дальше и дальше назад, стараясь не задевать кусты. А потом лес кончился, и я наткнулся на какую-то стену. Это была, очевидно, загородная вилла. «Конечно же, там найдутся всякие сараи и пристройки, где я могу спрятаться», — подумал я. А дальше виднелись обширные распаханные поля.

Из лесу донесся стук копыт.

У меня не было другого выбора, кроме как спрятаться на этой вилле. Вряд ли он будет обыскивать ее. Никто меня не видел, даже собака не залаяла. И мой преследователь не может знать наверняка, что я ушел именно этой дорогой.

Стена была шершавая, и лезть оказалось легко. Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы забраться на нее.

Торопясь скорее исчезнуть из поля зрения преследователя, я не глядя спрыгнул вниз, на садовую дорожку по другую сторону каменного забора.

А там у самой стены сидела юная девушка с шитьем в руках. Она была одета в монашеское платье, только сплошь белое. Когда я свалился к ее ногам прямо с неба, она в испуге подняла на меня глаза.

Я положил руку на пояс.

— Не двигайтесь, или я вас убью! — предупредил я.

Она глядела на меня молча.

— У меня нож! — сказал я.

— Я готова умереть за Христа, — спокойно ответила она.

Я осекся, оторопев, но быстро пришел в себя.

— Вы можете и не умереть, — сказал я. — Только делайте то, что я скажу.

— Вы собираетесь меня изнасиловать?

— Что?!

— Боюсь, что это мне было бы гораздо труднее перенести. — Она посмотрела на меня. Глаза у нее были карими с крапинками зеленого. — По крайней мере, я думаю, что это оказалось бы для меня самым трудным. Я ничего об этом не знаю, поэтому не могу сказать наверняка. Хотя я слышала, что это может оказаться вполне приятным опытом. Но если мне будет приятно, это будет грехом, не так ли? Разве не грешно получать наслаждение от того, что запретно, причем тогда, когда ты вовсе этого не желаешь? И можно ли не воспользоваться неблагоприятной ситуацией, раз уж она возникла? В конце концов, не моя вина в том, что это случилось. Вы упали с неба.

— Что я могу сделать?

«Кричать». Эта мысль тут же пришла мне в голову. Любая другая девчонка сразу бы завопила. Но не советовать же ей это?

А она между тем продолжала без остановки:

— Пожалуй, спрошу об этом своего исповедника, отца Бартоломео. Хотя он так стар, что мне не хочется беспокоить его такими трудными вопросами. Говорят, у него слабое сердце. Было бы нехорошо заставлять его волноваться.

— Я…

Она подняла руку: