Игра на понижение - Михаил Луговой

– Ну вот, готово, – продолжил аналитик. – Подтверждение ушло к Вахиду… точно получено.

– Проконтролируй его действия, – бросил Джалили. – Боюсь, он будет тянуть и дальше.

– Не будет. Фиксирую старт ракеты с базы ПРО Аль-Такаддум… Вторая пошла… Третья… все, запущены три ракеты.

– Жмот, – вынес вердикт Джалили.

Он был уверен, что перехват такой массивной цели потребует не меньше пяти-шести ракет. Это минимум, если ни одна не промахнется. Впрочем, военному должно быть виднее. Теперь оставалось только ждать. Впрочем, пассивное ожидание – это не его стиль.

– «Магавир», выдвижение! – скомандовал Джалили.

Из-за окна донесся рев моторов. Фургоны один за другим сорвались с места и умчались к вертолетной площадке. Спецназовцы еще не знали, что штурма парома не будет.

– Хамид, командуй, – бросил Джалили. – «Магавир» перебросить вертолетами на аэродром и обеспечить переброску туда, куда упадет паром.

– Будет сделано, шеф.

Первая ракета поразила «Валерия Быковского» через секунду после того, как Евгений подумал, что все идет как нельзя лучше. Будучи рассчитанной на поражение малоразмерных и очень прочных боеголовок стратегических ракет, она, конечно, не могла уничтожить громадный космический корабль целиком, да и подорвалась достаточно далеко от него. Но все равно плотный пучок шрапнели хлестнул по корпусу подобно гигантской плети. Попадание пришлось в широкую корму парома. Система наведения учитывала, что за продолжающим набирать высоту «Валерием Быковским» тянется длинный и горячий газово-плазменный хвост, вполне способный сжечь ракету еще на подходе, и потому сместила точку подрыва правее геометрического центра цели. Плотный пучок шрапнели компактной массой вскрыл уже выработанную до нуля правую секцию кормовой группы баков, после чего, перерезав несколько второстепенных магистралей и разгерметизировав прилегающие к днищу парома служебные проходы, израсходовал энергию на пробитие многократно сложенных батарей радиаторов и потому фатального ущерба парому не нанес.

Но удар все равно был чудовищным. У Евгения потемнело в глазах и возникло ощущение, будто паром нагнал и врезался в него идущий на полной скорости товарный поезд. Одновременно сработали все системы аварийной сигнализации, мигнув, отключилась визуализация навигации.

– Что это было, пилот? – раздался в наушниках голос террориста.

Но прежде, чем тот успел ответить, «Валерия Быковского» поразили вторая и третья ракеты. Их попадания тоже пришлись в заднюю часть корабля, заставив его встать на дыбы.

Вторая ракета подорвалась зеркально относительно первой, и несомые ею поражающие элементы причинили аналогичные повреждения, только теперь по левому борту. Третья ракета была направлена в геометрический центр цели, но подходила с принижением, поэтому плотный осколочный пучок пришелся точно под извергающее раскаленный водород восьмиметрового диаметра сопло главного двигателя, туда, где помещалась аппаратура накачки ходовых лазеров и управления катушками, удерживающими плазму в реакторе.

«Лазеры опорожнения – неисправность!» – вспыхнул перед Евгением ярко-красный транспарант на резервном пульте. «Ходовые лазеры – неисправность». Цифры на шкале контроля энергии стремительно бежали к нулю. «ЦСФ – неисправность!»

Евгений очень хорошо представил себе, что произойдет через несколько секунд. При выходе из строя центральной системы фокусировки миллионы литров раскаленного до тысяч градусов водорода вполне способны прожечь стенки двигателя, и тогда им всем крышка. Правда, если лазеры опорожнения вышли из строя, то остатки квазиполимера так и останутся в баках, но и того, что уже находилось в трубопроводах, было вполне достаточно, чтобы сжигающей все на своем пути волной прокатиться по внутренним помещениям.

Поэтому первые действия были проделаны им на чистом автоматизме – он отключил централизованную систему накачки лазерной системы двигателя и открыл дренажные клапаны, стравливая за борт находившийся в двигательной системе водород. И только после этого вернулся к пилотажной информации. Паром так и не успел до отсечки двигателя набрать пять километров в секунду, необходимые, чтобы долететь до Байконура. Правда, он пока продолжал набирать высоту, забравшись уже выше двухсот километров, но скоро подъем должен был снова перейти в падение. Поняв это, Евгений попытался снова запустить двигатель, но бортовая ЭВМ блокировала приказ.

– Пилот, – раздался в наушниках голос негритянки, внешне спокойный, но с явными истерическими нотками, – что это было? Что произошло?

– Аварийная отсечка двигателя. Кажется, нас подбили.

– Но… Но мы же упадем?

– Конечно, упадем. Но не сразу. Минут пять еще будем падать. Что с реактором?

– Я не знаю. Температура растет. Тут горят транспаранты «Неисправность основной МСУ» и «Неисправность резервной МСУ».

– Что?! – дернулся Евгений. – Дренаж, Дарси! Немедленный аварийный дренаж!

– Но без реактора нам не запустить двигатель! – на этот раз паника в голосе капитана воздушно-космических сил Североамериканского союза была куда более отчетливой.

– Дренаж, немедленно! Я приказываю!

Плотность удерживаемого сверхпроводящими катушками плазменного шнура в вакуумированной трубе реактора на восемь порядков меньше плотности воздуха у поверхности Земли. Зато температура этого почти эфемерного объекта зашкаливает за миллиард градусов. При выходе из строя магнитной системы удержания у оператора остаются считаные секунды, чтобы аварийно дренировать реактор, то есть сбросить перегретую плазму наружу, через сопло главного двигателя, пользуясь МГД-стабилизацией методом «проводящей поверхности», которую создает окружающая плазмоид тончайшая металлическая сетка.

Двигатель при этом тоже выходит из строя, но это уже не важно, потому что без реактора он все равно работать не сможет. Если этого не сделать, то, как только иссякнут токи в магнитных катушках, плазмоид разрушится, и восемьдесят кубических метров перегретой плазмы коснутся самих катушек, и сетки, и окружающего эту адскую топку слоя биологической защиты, испаряя их. Взрыв, который произойдет, когда многие тонны металла и пластика, превратившиеся в пар, начнут расширяться, не оставит от парома ничего.

Огни на пульте внезапно погасли, отключилось освещение в рубке. Одновременно стало очень тихо – это остановились вентиляторы системы жизнеобеспечения.

– Дренаж произведен, реактор заглушен, – отрапортовала Дарси. – И что же мы будем делать дальше, пилот? Ведь мы теперь даже сигнал бедствия не сможем подать!

Что делать дальше, Евгений и сам не знал. Аварийный навигационный интерфейс показывал ему, что до вожделенного Байконура паром не дотянет более пятисот километров. Линия траектории круто шла вниз, пересекаясь с земной поверхностью где-то в районе Каракумов. Высотомер показал триста восемьдесят пять километров над поверхностью, после чего его показания начали уменьшаться.