Клей - Анна Веди

В жизни бывают такие случаи, когда катишься, катишься вниз, в пропасть, и ничего нельзя сделать, необходимо смириться с поражением и приготовиться к худшему. А худшее – это смерть. У человеческой жизни нет цены, но само человечество её обесценило, найдя другие ценности и продлив срок жизни. Никому не стала нужна жизнь человека, так же как и жизнь мухи или жука. Любой, более сильный, могущественный или хитрый мог раздавить всех, попавшихся на пути, и спокойненько пойти дальше, не оглянувшись.

Софии кажется, что падение в пропасть началось ещё задолго до катаклизма и вируса. А именно, лет двадцать назад, когда учёные твёрдо доказали, что нет никакого Бога, что он придуман, это иллюзия, идеальный образ самого человека, чтобы было к чему стремиться. Но оказалось, раз нет Бога, – нет и души. Для верующих это стало шоком. Ещё пару десятилетий они катились по инерции, подпитываемые надеждой, что бог всё же есть. Но неоспоримые факты и доказательства, отрицающие его существование, постоянно демонстрируются во всех средствах массовой информации. Правительства решили разрушить все религии как никчемный аппарат, хотя церкви всегда были в союзе с государством и являлись мощным инструментом управления народом. Сразу, как только был разрушен институт церкви, прокатилась волна самоубийств. Конечно, человек верил-верил всю жизнь, и тут на тебе. Всё рухнуло.

Родители Софии пережили это. Они тогда были ещё молоды. Их родители были глубоко верующими людьми. Естественно, сценарий передался поколениям. София вспоминает, как мама с папой держали друг друга за руки, не в силах поверить в то, что транслируют по телевизору, который они очень любили смотреть вечерами и в выходные. «Бога нет. Всё это иллюзия. Не обманывайте себя. Человек смертен. Никакого рая и ада нет». Вот, примерно, такая пропаганда шла повсюду. У неподготовленных людей это вызвало шок. София была тогда ещё маленькой, но чувствовала и понимала страдания родителей.

Именно тогда мама стала очень холодной, чёрствой и злой. Могла даже прикрикнуть на Софию или дать подзатыльник. Иногда Софии казалось, что мать её ненавидит. Но потом мама становилась доброй и ласковой, и Соня забывала все обиды. А обид было много. Девушка погружается в воспоминания, и жизнь проносится перед её глазами.

…Глубокая осень. Вот они с мамой идут в школу. София почему-то замешкалась, а мама, как всегда, опаздывает на работу и резко тянет её за руку, так, что девочка падает лицом в лужу. Вся испачкалась. Мама кричит, что ей уже некогда возвращаться и переодевать её, и что Соня такой грязнулей и пойдёт в школу. Девочка плачет, всю дорогу не может успокоиться. Грязь смешивается со слезами, проложившими светлые дорожки на испачканных щеках. Мама заводит её в школу и оставляет. Соне ужасно стыдно. Она стоит в вестибюле и плачет, пока её не замечает учитель. Он-то и помогает ей раздеться, и отводит в уборную умыться. Она умывается и кое-как смывает грязь с кофты и юбки. И с мокрыми пятнами заходит в класс. Учительница строго спрашивает, почему она опоздала. У детей удивлённые взгляды, а потом со всех сторон она слышит насмешки и колкости в свой адрес…

– Я тоже попала в детстве в ситуацию, когда мне было жутко стыдно и страшно от этого стыда. По дороге в школу я упала и испачкалась, а потом в школьном туалете смывала грязь с одежды и мокрая предстала перед классом. Это было очень позорно. Я даже не хотела ходить в школу, до того мне было стыдно. На следующий день я заболела, и мама в очередной раз меня пристыдила, что и так денег в обрез, а нужно ещё таблетки для меня покупать, и что со мной вечные проблемы, и что я непутёвая, и так далее.

– Вот удивила! Я думал, ты что-то новенькое расскажешь. А ты снова про стыд, – несколько разочарованно вздыхает Макс, жаждущий интересных историй. – Стыд и у Оливера. Значит, именно этой непрожитой эмоцией вы приклеились. Я вообще считаю, что здесь нечего стыдиться, вы не совершили ничего постыдного. Ну, пёрнул, ну, обосрался, с кем не бывает? Это в детстве. А упасть в грязь, это тоже обидная случайность. А то, что мама тебя стыдит, так это проблемы у твоей мамы, и пусть она обратится к психиатру.

– Мои родители умерли, – сухо говорит София.

Она пытается определить роль Макса. С одной стороны, он монстр, а с другой стороны, кажется, что её действительно отпускает от подавленной эмоции, и даже область склейки становится меньше. София смотрит на своё бедро. Оливер ловит её взгляд и тоже смотрит.

– Кажется, уменьшается? – говорит он.

– Кажется, да.

– Ладно, вам всё кажется, – взволнованно говорит Макс, не веря в быстрый успех эксперимента. Он даже удивлён, что результат может оказаться положительным. – Иллюзия, обман зрения.

– Что же с нами будет? – плачет Мария, и от её всхлипываний трясётся приклеенная к её груди голова рыжего.

Она сидит и с трудом удерживает полтела отключённого рыжего. Но все понимают, что лучше пусть он будет такой. Ещё непонятно, что с Мигелем. У него очень быстрая смена настроения. Сейчас он очень подавлен и кажется провинившимся ребёнком, но надолго ли? Мария с осторожностью смотрит в его сторону, готовая тут же отпрянуть. Но это очень неудобно из-за веса её тела и того, что она с двух сторон теперь ограничена в движениях. И с двух её сторон как раз таки самые агрессивные в группе.

Мария размышляет. Может, и она способна? Она просто не пробовала, как это. Может, взять и отомстить Мигелю, и тоже откусить у него кусок? Он же позволил себе, почему она не может? Мария, как змея, зависшая перед броском, нацеливается на левое предплечье Мигеля. Её глаза темнеют и мутнеют… Никто не успевает опомниться, как она мёртвой хваткой впивается в тело Мигеля, сжимает зубы, проходит кожу, мышцы, откуда брызжет кровь, откусывает кусок и жуёт. Очень необычный вкус, но она так голодна, что ей уже всё равно.

Мигель орёт от боли и тоже пытается укусить Марию, хотя ему это крайне неудобно. Вовремя подошедший Макс хватает его за подбородок, так что тот не может пошевелить головой, и еле сдерживает себя, чтобы не свернуть ему шею. Он ощущает, что может легко это сделать. Злость накапливается. А общая атмосфера крови, мяса и убийства очень возбуждают.

Мария входит во вкус и, ещё не дожевав, опять впивается в тело Мигеля и откусывает очередной кусок. Слышен звук рвущейся плоти. Мигель теряет сознание от боли и боком валится на диван. Теперь Макс пытается унять Марию. Но она злыми безумными глазами смотрит на него, жует мясо и, скорее всего, ничего не понимает. Она похожа на огромного голодного пса или даже медведя. Всё её лицо в крови. Красные струйки стекают с подбородка на грудь. Ей мешает голова рыжего, приклеенного к её груди, и она пытается его скинуть, но тот намертво прилип и ещё в отключке. Сначала она делает несколько резких движений плечами, пытаясь его стряхнуть, потом левой рукой берёт рыжего за волосы и тянет. Видно, что ей и самой больно, потому что кожа на её груди очень натянулась. Никак, безрезультатно. Мигель приходит в себя почти сразу.

– Мария, успокойся! – кричит София. – Так ты его не отлепишь. Бесполезно. Ты только делаешь себе больно.

– А мне уже всё равно, – нечеловеческим голосом отвечает Мария, таким грудным, хриплым, низким, и глаза её сверкают безумием.