Тени Богов. Искупление - Сергей Малицкий

– Считай это моей детской кличкой, – качнулся Хопер. – Что вам угодно, ваше высочество.

– Сон, – скривился Хода. – Один и тот же сон. Женщина. Очень красивая женщина. С черными волосами. С глазами, которые пронзают насквозь. Она говорила со мной. Говорила одно и то же. Про тебя, Бланс. Ты должен пожать руку старому знакомому.

– Кому? – спросил Хопер.

– Не знаю, – выдохнул Хода и в изнеможении опустился на подушку.

– Что это значит? – спросил Шэк.

– Это значит, что принцу нужен отдых, хорошая еда и хорошее питье, – ответил Хопер. – Чтобы не повторялись кошмары. А теперь, я вынужден раскланяться.

Полторы недели потребовалось Хоперу, чтобы добраться от Урсуса до Хайборга. Полторы недели безумной боли, которая накатила на него после ворот Урсуса с такой силой, что он и книгу пророчеств, чтобы найти в ней восьмую главу и прочитать седьмой стих или седьмую часть, открыл лишь на третий день уже возле Могильного острога, но и открыв ее, не менее десяти раз пробежал глазами по строчкам, пока не уловил тягучий смысл нескольких предложений. Поблекшие от времени руны восьмой главы извещали Хопера о правилах изгнания демонов, но в самом стихе было сказано о другом: «Не то страшно, что захватывает пришлая мерзость плоть человека, а то, что и дух человека насилует, покоряет или изгоняет прочь, так что и изгнание демона не всегда способно вернуть человеку разум, следовательно, важно не только изгнать сущность, противную богу, но и сущность благостную удержать. Один лишь способ есть к этому, пусть он и труден, и почти невероятен – погрузить в сон несчастного, потому как во сне дух его у престола богов пребывает, и изнасилован, покорен или изгнан быть не может. Невероятность же этого способа заключается в том, что нельзя изгнать демона, не пробудив человека, или же тело его на смерть обречено будет. Но и убить человека нельзя, ибо демон готов будет вселиться в того, кто рядом. А если нет рядом достойного сосуда, то демон способен разделиться и вселиться в нескольких человек. Однако и то помнить следует, что сильный демон изгнан быть не может, если только он сам не покинет сосуд избранный им».

Хопер снова и снова перечитывал назначенный ему кусок текста, и все не мог понять, как он связан с его болью и с напастью, которая навалилась на весь Терминум? Да, случалось разное в первые годы после Кары Богов, бывало, что и выжившие в пламени катастрофы жрецы Храма Трижды Пришедшего изгоняли из тел людей, захвативших их умбра, неспроста оба выстроенных на пепелищах Терминума Храма истребляли прежнее учение, так и не поняв его силы, но теперь-то, что осталось от той силы? На что он рассчитывал, Хопер? На то, что еще лет десять, а то двадцать будет искать и изучать крупицы древнего знания, но нет у него уже этих десяти лет, а есть только боль и чернота, которая тянется к его чревному сплетению, прикрытому странным камнем лишь с одной стороны. Что хотел сказать ему этот всемогущий затейник седьмой частью восьмой главы еретической книги? Что он, Хопер, сам демон и должен быть изгнан из захваченного им сотни лет назад тела? Вряд ли это возможно, чем дальше по его руке ползла чернота, тем все больше Хоперу казалось, что он сам стал простым смертным, и обречен погибнуть вместе с порченной проклятием плотью. Да и нет уже и следа в этом теле прежнего хозяина. Или же речь шла о чем-то другом? Как связать в одно это поучение, собственное проклятие, ворожбу на альбиусской ратуше и вспыхнувшие там же слова – «Спящий просыпается. Следуй за болью. Спаси и спасешься». Или же каждая из этих фраз замыкается на другую? Первая – угроза. Вторая – путь. Третье – действие. Трижды пришедший. Трижды умерщвленный, трижды убитый, закиданный камнями пророк. Треугольник и круг на груди Хопера. Из плоти в плоть. Спасение от боли. Но нету спасения! Вот она боль, подбирается сверху, садится на плечи и долбит стальным клювом в затылок!

На четвертый день Хопер ушел к югу, благоразумно огибая Пепельную пустошь и неблагоразумно не прислушиваясь к сетованию дозорных, что гебонцы расшалились в окрестностях, и десятком опасно путешествовать, а уж в одиночку верная гибель, но ему словно везло. Он не встретил ни единой разбойничьей шайки, хотя следы их поганого промысла на дороге время от времени попадались. На двадцать первый день жатвы, через день после того, как Торн с найденной им дочерью и спутниками, переходили по вешкам вандилскую топь, Хопер вошел в трактир, расположенный у восточной башни неприступного замка Хайборг, и сел за стол в правом углу зала. Жаркое, как обычно в этом трактире, оказалось приготовленым на славу, народу было немного, но не нашлось никого из тех, кто мог бы его заинтересовать, и Хопер, скрипя зубами от приступов боли, крутил головой, удивляясь, что в стройном замысле по выманиванию его из Урсуса в Хайборг не отлажена самая главная часть. Ближе к вечеру он вышел на улицу, бросил медную монетку нищенке, что сидела у крыльца трактира с самого прибытия Хопера, а еще через час обнаружил себя сидящим на ее месте, потому как рыжий коротышка с удивительно знакомым лицом старательно тряс Хопера за плечо.

– Какими судьбами, приятель? – удивленно таращил глаза он на Хопера. – И чего ты делаешь на этом чурбане? Тут нищие обычно сидят. Или упился по случаю жатвы? А я-то думал, какому еще Хоперу Торн поручил розыск своей дочери?

– Ты как здесь, Раск? – вынырнул из пыточной бездны Хопер, ощупывая карманы. – Что это на меня нашло? И что там Торн? Ты видел его? Где? Что с ним? Я должен был встретить здесь его дочь!

– Это вряд ли, – расплылся в улыбке Раск. – Хотя бы потому, что Торн позавчера ее встретил собственноручно и собственноглазно и уже отбыл вместе с нею в Вандилский лес. Я сам его туда провожал. Ну, до края вандилской топи так уж точно. А теперь мне нужно разгрузиться в замке и возвращаться в Опакум, я пока пристроился интендантом. Правда ли, что ты ратушу обрушил в Альбиусе? Как там моя лавка?

– Какая лавка? – с досадой отмахнулся Хопер. – Ах, лавка. На месте лавка, заправляет там или заправлял сам Коронзон, но ничего ему там не нужно, хотя ящики твои он все обыскал. Со мной что-то не то. Словно околдовали меня. Да так, что я и не почувствовал.

– Да, – прищурился Раск. – Что-то есть такое. И колдовство какое-то тонкое, и не разглядишь его. Ну точно. Да оно и растаяло уже почти без остатка. Кто это тебя?

– Да бабка какая-то, – с удивлением пробормотал Хопер и вдруг схватился за распущенную завязь мешка. – Твою же мать!

– Что случилось-то? – поднял брови Раск. – Меч, посох, все на месте. Кажется, и кошель висит на поясе. Что пропало-то?

– Книга, – с досадой и изумлением прошептал Хопер. – Очень важная книга.

– Ну что я могу сказать, – пробормотал, озираясь, Раск. – Времена нынче трудные. Ты посмотри на дорогу. Видишь – подводы, подводы, подводы. Беженцы из Фриги. Каждый зарабатывает так, как может. А книги всегда были дороги. Вот сегодня с утра ко мне пристала одна вандилка. Сказала, что точно знает мою судьбу. Я ее, конечно, отогнал бы, но она вцепилась в меня как репей. И знаешь, явно была в ладах с магией. Вот только коснулась пальцем и тут же выдала мое настоящее имя. Так и сказала, так ты Чирлан или Раск? А потом еще что-то, гадала у меня по руке, ну и утащила кошель, не без этого. А я-то губы распустил, она мне столько наговорила. И лавку мою в Альбиусе вспомнила, и в Оде, и во Фриге, хотя во Фриге я свою лавку уже лет восемьдесят как продал…