Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон

Он избежал превращения в животное, возможно, ценой своей души.

Но вот он и пришел – день, когда это случится. На протяжении дня его несколько раз посещали видения – яркие, ужасные, что лишь подтверждало его уверенность в близком событии. Сегодня это случится. Сегодня мир вспыхнет и сгорит.

Одно видение показало ему огромные здания из стали и бетона, сгоравшие как вспышка магния – ну, в лучшем случае как бумага. Даже солнце помутнело словно вытекший глаз. Тротуары таяли как масло, и повсюду лежали бесформенные, обугленные тела. Жуткое зрелище, и оно уже стояло на пороге.

Он знал, что час пробил.

Тут на ум ему пришла мысль о деньгах. Он снял все до последнего цента. Все четыре тысячи. Вице-президент банка имел очень удивленный вид; он даже поинтересовался, все ли в порядке. Артур как-то отшутился, но вице-президент все равно остался огорчен.

Все время работы в конторе – разумеется, он пошел на работу, поскольку все равно не знал другого способа убить время в последний из последних дней – он сидел как на иголках. Он то и дело поворачивался к окну проверить, не окрашивается ли небо в кроваво-красный цвет. Но пока этого не происходило.

Вскоре после перерыва на кофе его начало мутить. Он вышел в туалет и заперся в одной из кабинок. Потом сел на опущенную крышку унитаза и уронил голову на руки.

Тут его посетило еще одно видение.

Очередное видение, имевшее отношение к грядущему апокалипсису, но отдаленное. Словно в фильме, прокручиваемом задом наперед, он увидел себя, заходящего в бар.

Над входом сияла неоновая вывеска, и это же название повторялось в маленьких окошках дымчатого стекла. Название гласило: НОЧНАЯ СОВА. Он увидел себя в синем костюме, и он знал, что деньги лежат у него в кармане.

В баре сидела женщина.

Волосы ее в неярком освещении отливали янтарем. Она сидела на барном табурете, грациозно закинув ногу на ногу, отчего из-под юбки виднелась кружевная полоска комбинации. Лицо она склонила под странным углом, обратив его к полоске скрытого освещения над барным зеркалом. Он видел ее темные глаза и плотный макияж, который пытался, но не мог скрыть резких черт ее лица. Жесткого лица. Однако губы ее были полные, чувственные. Она смотрела в никуда.

А потом, так же резко, как пришло, видение исчезло, оставив во рту скользкую мерзость тошноты.

Он вскочил и поспешно поднял крышку унитаза. Его стошнило, но он ухитрился не перепачкать все кругом.

Потом он вернулся в офис и отыскал «Желтые страницы». В разделе «Бары» он водил пальцем по столбцам, пока не дошел до «Ночной совы» на углу Моррисона и58-ой улицы.

Домой он зашел только для того, чтобы привести себя в порядок и надеть свой синий костюм.

И да, она сидела там. Закинув ногу на ногу, с видневшимся из-под юбки клочком комбинации, с головой под тем странным углом – в точности такая, какой он ее видел.

Все происходило словно в пьесе, в которой он когда-то уже играл. Он подошел к ней и сел на соседний табурет.

–Могу я… позвольте предложить вам выпить, мисс?

Она отреагировала на его присутствие и вопрос легким кивком и что-то хмыкнула. Он махнул бармену в черной бабочке.

–Мне имбирного пива, пожалуйста. А юной леди… того, чего она попросит. Будьте добры.

Женщина повела бровью.

–Бурбон с водой, Нед,– буркнула она. Бармен ушел.

Они посидели молча, пока он не принес напитки.

–Спасибо,– сказала девушка. Артур кивнул и покрутил стакан на отпотевшей поверхности стойки.

–Мне нравится имбирное пиво. Я как-то так и не привык к алкоголю. Вы не возражаете?

Она повернулась и посмотрела на него. Она и впрямь была привлекательна, даже с морщинками на шее, вокруг рта и глаз.

–А мне-то что, если вы пьете имбирное пиво? Да пейте вы хоть козье молоко, мне это по барабану,– она снова отвернулась.

–Ох, я не хотел вас обидеть,– спохватился Артур.– Я только…

–Забейте.

–Но я…

Она обожгла его взглядом.

–Послушай, Мак, ты надумал, или как? У тебя стояк? Так пошли, поздно уже.

Теперь, столкнувшись с этим лицом к лицу, Артур перепугался. Он чуть не расплакался. Все шло не так, как он это себе представлял. В горле словно комок застрял.

–Я… я… Почему бы…

–Да боже ж ты мой, а то неясно! Опять урод. Вот ведь везет, так везет,– она опрокинула в рот остаток пойла и соскользнула с табурета. Потом оправила мини-юбку и повернулась к выходу.

Артур почувствовал, как его охватывает паника. Это был его последний шанс, и это было важно, ужасно важно! Он крутанулся на табурете.

–Мисс…– окликнул он ее.

Она остановилась и оглянулась.

–Ну?

–Я думал… ну… мы могли бы поговорить?

Она, похоже, ощущала его неловкость, и лицо ее сделалось задумчивым. Она вернулась и встала совсем близко от него.

–Ну, что еще?

–Ну, вы… вы… заняты сегодня вечером?

Задумчивость сменилась на ее лице деловым выражением.

–Это обойдется вам в пятнадцать баксов. Найдется столько?

Артур словно окаменел. Он даже ответить не мог. Но, словно сообразив, что пришло время действовать, рука его нырнула в карман пиджака и достала оттуда четыре тысячи долларов. Восемь банкнот по пятьсот баксов – новеньких, хрустящих. Он поднял их так, чтобы она хорошенько их разглядела, потом рука вернула их в карман. Рука делала все сама; он был, скорее, зрителем.

–Ух ты,– выдохнула она, и вглазах ее загорелся интерес.– А ты, приятель, вовсе не так уж и плох. Хата есть?

Они пошли в большой, пустой дом, и он разделся в ванной, потому что стеснялся, и вгруди его застыл гранитный ком страха.

Когда все было позади, и он лежал в постели согретый, счастливый, она встала и подошла к стулу, на спинке которого висел его пиджак. Он смотрел на нее со странным ощущением. Он даже знал, что это, поскольку уже испытывал нечто похожее по отношению к маме. Артур Фулбрайт знал, что такое любовь – ну, по крайней мере, одна ее разновидность,– и смотрел на женщину, которая доставала из кармана пиджака банкноты.

–Боже,– пробормотала она, почтительно прикасаясь к деньгам.

–Возьми их,– мягко произнес он.

–Что? Сколько?

–Все. Это уже неважно,– он подумал и нашел самый восторженный комплимент, на который был способен.– Ты очень хорошая женщина.

–Что ж, спасибо, лапочка.

Она крепко сжимала деньги в кулаке. Четыре тысячи долларов. Надо же, какой простофиля. Вот он лежит в постели, и ему словно бы все равно. Но лицо его так странно светилось, словно он знал что-то очень важное, словно весь мир принадлежал ему одному.