Седьмое таинство - Дэвид Хьюсон

— Так чего вы хотите? — спросил Коста, когда Мессина в который раз проигнорировал требование Перони. — Мы продолжаем участвовать в расследовании или нет?

Комиссар сцапал приманку, как Ник и ожидал.

— Нет! — чуть не выплюнул он, отчасти инстинктивно, но не только. — Убирайтесь отсюда к черту! Оба! Когда с этим будет покончено, я приму решение насчет вашего будущего.

— Но мы друзья Лео! — заорал Перони. — Вы не имеете права выкинуть нас отсюда, только чтобы облегчить себе жизнь!

Бруно посмотрел на часы:

— Ваша смена закончилась. Вон. Оба. И не появляйтесь, пока я вас не вызову.

Коста сжал локоть Перони. Детектив не имел ни малейшего представления, о чем будет говорить Мессина, когда они уйдут. И комиссар, и Баветти, судя по их виду, вообще не понимали, что им делать дальше.

— Черви, — буркнул Коста.

Измученное лицо Баветти сжалось в гримасе. Он даже не соизволил внимательно просмотреть бумаги Фальконе, прежде чем взяться за дело. Просто выслал полицейских в ночь с приказом все осмотреть и проверить. И теперь, по сути дела, бродит в потемках.

— Что?

— Припомните, чем занимался Лео перед тем, как это случилось. У него была ниточка. След. И сегодня мы как раз собирались сузить круг возможных мест, где Браманте мог раньше прятаться. Там, внизу, у нас есть карта. Инспектор Фальконе намеревался осмотреть эти места. Одно за другим.

Как раз в этот момент зазвонил один из телефонов. Коста пошел к нему, таща Перони за собой.

В комнате за их спинами возобновился монотонный гул голосов, но теперь Баветти по крайней мере стал обсуждать вопрос обследования мест, что имелись в списке Фальконе.

Ник снял трубку и устало ответил:

— Слушаю.

Звонил один из патрульных полицейских из своей машины. Он явно всеми силами старался держать себя в руках. Коста слушал его и ощущал, как по спине течет холодный пот. Задал несколько уточняющих вопросов, сделал пометки в блокноте. Перони молча следил за коллегой, понимая по знакомым ему признакам, что сообщение очень важное.

Через минуту Коста положил трубку и перебил Мессину, который пытался кое-как суммировать полученные до сих пор результаты расследования.

— Я разговариваю с людьми! — запротестовал комиссар, не обративший на этот звонок внимания.

— Я это заметил. Кажется, там нашли Розу Прабакаран.

Ник помолчал, подбирая нужные слова.

— Она в Тестаччо, — продолжал агент, а Перони в это время уже забирал со стола мобильные телефоны — свой и напарника — и ключи от машины. — Торговец кониной поздно открыл свою лавочку, потому что Уччелло так и не вышел на работу. И в холодильнике…

Его передернуло.

— Она жива? — спросил Мессина.

— Едва. Там еще и тело мужчины. Прабакаран была к нему привязана. Выглядит это, должно быть… мерзко.

Патрульный едва не впал в истерику, пока Ник расспрашивал его о деталях.

— Давайте поподробнее. — Баветти вдруг обрел голос. — Подробности.

— Подробности? — удивленно переспросил Коста. Баветти выглядел совершенно потерянным, таким же утратившим представление о дальнейших действиях, как и Мессина.

— Что там произошло? Где это? Как?..

Тут вернулся Джанни. Ник посмотрел на него и кивнул.

— Как мне кажется, комиссар, — гигант позвякивал ключами от машины, — вы заявили, что мы свободны.

Физиономия Мессины стала пурпурного цвета.

— Прекратите ваши игры, Перони! Черт бы вас побрал!

Коста повернулся к начальству и со звучным шлепком опустил блокнот прямо на пухлую ладонь комиссара. Им овладело бешенство.

— Наши ребята обнаружили мертвого мужчину и полумертвую женщину, которую, судя по всему, изнасиловали. Помимо этого…

Больше он ничего не сказал. Перони уже двигался к двери с быстротой, какой можно ожидать от человека, вполовину его моложе.

— Я знаю, как отсюда выбраться, — повторил Алессио, стараясь не запинаться.

Лудо замер. Нож, поблескивая, остановился улица Браманте-младшего.

— Маленьким мальчикам не следует врать, — угрожающе произнес он.

— Маленькие мальчики и не врут.

Он вытащил из-за пояса кончик нити из размотанного клубка — небольшой обрывок, который оторвался еще там, в пещере с семью выходами. Сам клубок несколько минут катился следом за группой, оттягивая пояс его брюк. Никто из шестерых не обратил внимания, что в храме Алессио остановился на секунду, отвязал нить и дал ей упасть на землю.

Мальчик показал Торкье обрывок нити, глядя прямо в безумные, испуганные глаза и думая о шахматах. Вспомнил, как играл с отцом, час за часом, сидя в ярко освещенной солнцем комнате, выходящей окном в сад. Дом недалеко, всего в нескольких минутах ходьбы отсюда, на поверхности. Возвращение тоже зависело от эндшпиля нынешней игры.

После этого Алессио прилагал все усилия, чтобы запомнить каждый поворот, каждый спуск или подъем. И был уверен, что сможет пройти назад по своим следам, найти дорогу к упавшей нити и отыскать коридор, ведущий на поверхность. Один из семи, тот, которым точно не воспользовался Джорджио Браманте, когда ушел от него и пропал.

Он мог вывести остальных из катакомб незамеченными. Или…

Игра всегда подразумевает выигрыш. Есть выигравший, есть и проигравший. Может быть, ему нужно сделать подношение, дар, принести жертву: этих шестерых глупых студентов, без разрешения забравшихся туда, куда им не следовало соваться.

— Кусочек ниточки, — сказал Торкья издевательским тоном. — Это что, может нам помочь?

— Ты его сперва выслушай, — осторожно заметил Дино Абати. — У нас практически нет выбора, Лудо. Рано или поздно мы все свалимся в какую-нибудь дыру. Или напоремся на Джорджио. Тебе что больше по нраву?

— Лудо… — простонал Тони.

— Я знаю, как отсюда выбраться, — снова повторил Алессио. Ему хотелось смеяться. — Могу провести вас так, что отец не заметит. И не узнает, что вы здесь были. А я ему не скажу. — Фантазер улыбнулся и поднял левую руку, всю в запекшейся петушиной крови. — Обещаю.

Торкья уставился на его пальцы. Студент думал.

— Если мы выйдем отсюда — ты никому не скажешь об этом ни слова. Никому. Мы будем молчать про тебя. А ты будешь молчать про нас. Такой вот расклад. Понятно, маленький богатенький мальчик?

— Никакой я не богатенький, — возразил фантазер.

— Так понятно?

Лудо протянул руку и помахал лезвием перед лицом мальчика.

— Я ни единой душе не скажу, — повторил Алессио. — Клянусь.