Расемон - ворота смерти - И. Дж. Паркер

Акитада, представив себе разгневанное лицо матушки, рассмеялся, но тотчас нахмурился — серьезные мысли не покидали его.

— Если Ёакира совершал поездку в такое же время суток, то ни его возница, ни друзья не могли видеть друг друга отчетливо до самого прибытия в монастырь, — заметил он.

— Это точно. — Тора вглядывался в дорогу, по которой бык тащил в гору тяжелую телегу. — Всадники наверняка обогнали повозку и умчались вперед. Какой смысл толкаться рядом? Ведь у монастыря они все равно встретились бы.

— Возница, кажется, говорил, что верховые то обгоняли повозку, то ехали сзади. Едва ли Кинсуэ обращал на них внимание, даже когда они были на виду.

— А какая разница? Ведь по дороге ничего не произошло. Хозяин, что вы собираетесь делать в университете теперь, когда мы раскрыли убийства Омаки и Юмакаи?

— Подожду, что скажет Исикава, когда Кобэ разыщет его.

— Думаете, это его рук дело?

— Я вовсе так не думаю, что бы ни говорил Нисиока. Скорее всего кому-то удалось ускользнуть из поля зрения следствия, но я сейчас не могу тратить на это время, поскольку считаю более важным помочь юному Минамото. Я убежден, что Сакануоэ убил принца Ёакиру, чтобы завладеть его богатствами. Он женился на внучке принца, и теперь только мальчик мешает ему прибрать к рукам все имущество. Он должен был убить принца в монастыре, но все свидетельствует против этого. Было бы гораздо проще, если бы Ёакира исчез в своем доме в столице.

Дорога начала подниматься в гору, и вскоре они вступили под прохладный покров темного леса. Сквозь ветви сосен проглядывало небо, уже не чернильно-синее, а прозрачно-серое. Когда они взобрались на горный кряж, на востоке из-за склонов им навстречу поднялось солнце, позолотившее верхушки деревьев и сочные травы на лесных полянах. Лисица перебежала им дорогу и шмыгнула в кусты, в густой листве уже зазвучали трели птиц. Вскоре они увидели перед собой просторную долину. По ней извилистой лентой протекала река, на одном берегу которой ютились, сгрудившись в кучку, крытые соломой крестьянские домишки, а на другом почти до следующей горной гряды тянулась вереница величественных строений и пагод.

Благодаря близости к столице знаменитый монастырь стал местом отдыха многих поколений императоров, выстроивших здесь свои дворцы и святилища. Множество храмов, возвышавшихся среди зеленых лесистых склонов, делали картину необычайно живописной.

Пустив лошадей галопом, Акитада и Тора быстро преодолели спуск, перешли реку, обмелевшую в это сухое время года, и спешились у главных ворот.

Сидевший в привратницкой монах пропустил их, не выказав любопытства, несмотря на ранний час. Паломники частенько наведывались сюда, особенно с тех пор, как произошло «чудо». Акитада расписался в книге посетителей и спросил, как пройти к святилищу принца Ёакиры. Монах дал ему листок со схемой, попросив вернуть его на обратном пути.

Семейное святилище принца Ёакиры находилось в дальнем конце монастырских владений. Неторопливо направляясь к нему, они встречали мало монахов и еще меньше паломников. Однако, поравнявшись с громадным учебным корпусом, они увидели через его распахнутые решетчатые двери сидевших рядами монахов: те внимали зычному голосу чтеца. Вокруг за зелеными соснами скрывались служебные постройки; по узким, усыпанным галькой каналам бурлили горные ручьи, а воздух был напоен приятной свежестью, ароматом хвои и благовоний.

Когда они подъехали к семейному святилищу Минамото, Акитада посмотрел поверх каменной ограды. За ней возвышалось единственное деревянное здание, почерневшее от времени, с крышей из кипарисовой дранки и окруженное низким заборчиком. Спешившись за воротами, они привязали лошадей к деревянным столбам. Пока они шли к воротам, Акитада заметил, что спутники принца, вероятно, проделали то же самое, а Кинсуэ отвез сюда пустую повозку, после того как принц вошел в святилище.

Довольно тесный двор мог вместить лишь одну запряженную повозку, так что вознице пришлось потрудиться, разворачивая ее на таком узком пространстве. Акитада и Тора поднялись по деревянным ступенькам на веранду. Со всех сторон к ней плотно подступали заросли кустарника, дальше сливавшегося с лесом. Тяжелые двустворчатые двери, служившие единственным входом в святилище, были закрыты. Перила вдоль веранды тянулись только со стороны фасада.

Остановившись, Акитада оглядел и двор, и веранду. Именно здесь в последние часы жизни принца Ёакиры его ожидали военачальник Сога, князья Абэ, Синода, Янагида и Сакануоэ. А ниже по склону, за каменной оградой, тараща сонные глаза, старый Кинсуэ вслушивался в бестелесный голос своего хозяина, распевающего сутры внутри святилища. Свет тогда, должно быть, только забрезжил, так как принц намеревался приступить к молитве на рассвете. Но даже когда небо начало расчищаться от мглы, темные горные склоны еще отбрасывали на все глубокие ночные тени. Так что же произошло в этой тьме? Внутри этого святилища? Акитада подошел к массивной, почерневшей от времени двери.

Истина внутри!

Задумчиво покачав головой, он толкнул дверь. Старые заржавевшие петли скрипнули. После уличного света внутри казалось темно и мрачно. В глубине святилища, у дальней стены, Акитада разглядел ярко раскрашенную деревянную статую Будды. Божество сидело на вырезанном из дерева цветке лотоса; перед ним стояли три крошечных столика с украшениями и предметами религиозного культа. Напротив, в высоком подсвечнике, инкрустированном золотом и серебром, стояли две толстые свечи. Акитада зажег обе. Их пламя задрожало на сквозняке, дувшем из открытой двери, и сразу же причудливые тени замелькали по изваянию божества и по молитвенной циновке, разложенной перед ним. К Акитаде вернулось ощущение чьего-то незримого присутствия — какого-то ледяного дуновения, повеявшего среди теплого застоявшегося воздуха, какого-то мертвенного дыхания, от которого у него закружилась голова и волосы зашевелились на затылке. Это ощущение, хотя и не такое явственное, как в доме Ёакиры, заставило Акитаду содрогнуться.

Внутри этих крепко сколоченных бревенчатых стен, упиравшихся в мощные балки, облепленные свисающей паутиной, дышалось тяжело. Из-за отсутствия окон воздух, словно пропитанный распадом, был густым и спертым.

Когда Акитада рассмотрел столики перед изваянием Будды вблизи, то увидел, что эти предметы из темной древесины, инкрустированной перламутром, весьма изящны. Подносы и священные сосуды, назначения которых Акитада не знал, были покрыты лаком и позолотой; здесь же стояли чаши с искусственными цветами из золота и полудрагоценных камней. Среди этих предметов бросалась в глаза красная дощечка с позолоченной росписью. Прочтя начертанные на ней слова, Акитада склонился в глубоком поклоне — надпись была сделана собственной рукой его августейшего величества в ознаменование свершившегося чуда.

Но чувство благоговения так и не посетило Акитаду. Здешняя атмосфера казалась ему тягостной, нездоровой и пагубной, а мрачные стены и своды лишь усиливали гнетущее впечатление. Даже фигура божества таила в себе что-то неуловимо зловещее. Акитада обернулся и увидел в дверном проеме Тору, вглядывавшегося в темноту.