Усобники - Борис Тумасов

Засланные в стан новгородцев шведские лазутчики выведали, что их флоту угрожает опасность: новгородцы вознамерились пустить на шведский флот свои корабли на Ладожском озере.

Маршал Торкель тут же велел оградить Неву, а воевода Коттильмундсон встретил высадившихся новгородцев и раз- громил их.

Ударил новгородский вечевой колокол, бурлил люд:

Свей отнимают у нас землицу карелов!

Они закроют наш торговый путь!

И приговорило вече:

Слать гонца во Владимир, молить великого князя Андрея Александровича ирийти к нам с воинством, изгнать свеев из озерной Карелии…

* * *

В тот же тысяча триста первый год двинулась низовая рать в далекий путь, в край озер и вод — Карелию, чтобы очистить ее от шведов. Построив крепость Ландскрону и посадив в ней многочисленный гарнизон, они считали, что обосновались здесь прочно.

Шли ратники из княжеств Владимирского и Переяславского, Ярославского, Ростовского и Московского, из разных городов, а когда миновали Великий Новгород, пристало к ним новгородское ополчение.

Двигалось воинство на конях и пешим, а от Ладожского озера подняли паруса на своих ладьях ушкуйники, повернули к Охте.

Осадили русичи Ландскрону, потребовал великий князь Андрей от коменданта крепости ярла Стена сдачи, но тот ответил надменно:

Здесь наш гарнизон, и он готов к сражению. Мы овладели этим краем не для того, чтобы его возвращать…

Месяц и другой осаждали русские полки Ландскрону. Голод и мор наступили в крепости. И тогда великий князь Андрей Александрович велел начать приступ.

В несколько дней русские ратники разрушили и подожгли укрепления, не ведая пощады, убивали шведов, и вскоре не осталось в живых ни одного защитника Ландскроны.

Взирая на пожар, слушая крики и вопли, князь Андрей Александрович говорил воеводе, боярину Ереме:

Очистив от свеев землю карелов, я привязал разгульных новгородцев к власти великого князя Владимирского, а будущей весной поклонюсь хану, и с его милостью Московское княжество ужмется до того удела, каким оно было во времена, когда Даниил получил его от отца, Александра Ярославина.

* * *

За два года до того, как ходила низовая рать на шведскую крепость Ландскрону, из Киева через Чернигов, Брянск на Москву, а оттуда в стольный город Владимир прибыл последний поезд с книжной библиотекой митрополита.

Давно понял владыка Максим, что миновали времена Киевской Руси, настала пора Ростово-Суздальских княжеств Руси Залесской, что отсюда начнется воссоединение русских уделов и освобождение Русской земли от ордынского ига. Потому и перенес владыка митрополичий престол Русской православной церкви из Киева во Владимир.

С виду не жилец, Максим, высокий старик в обвисшей монашеской рясе на худом теле и черной бархатной скуфейке, прикрывающей редкий пушок на голове, несмотря на преклонные годы, сохранил на редкость здравый ум, трезвое суждение, а его мудрые глаза, казалось, замечали все.

Андрей Александрович побаивался митрополита, а потому редко являлся к нему. Великому князю чудилось: владыка Максим едва дышит, однако лезет своим оком в самую душу, читает его сокровенные мысли о власти, которую обрел, опираясь на татар.

Однажды митрополит явился в княжьи хоромы. Отрок торопливо распахнул перед ним двери, и Максим, постукивая посохом, вступил в палату. В ту пору князь вел речь с тиуном Елистратом о запасах, какие остались с прошлого полюдья. Увидев митрополита, князь пошел ему навстречу:

Благослови, владыка.

Митрополит осенил его двуперстием, проделал то же с тиуном, после чего Елистрат удалился, прихрамывая, а князь молвил, указав на плетенное из лозы кресло:

Садись, владыка, обскажи свои заботы.

Поправив рясу, митрополит сел.

Редко вижу тебя в храме Господнем, великий князь, оттого и нужды наши тебе неведомы.

О-хо-хо, владыка, в мирских хлопотах дни пролетают.

Не приступай к делам мирским, не воздав хвалу Господу. На тебя, князь, люд взирает.

Люд? — Князь Андрей Александрович усмехнулся. — Люд, владыка, волком на меня косится.

А задумывался ли ты, княже, отчего?

Ужели мне о том размышлять?

Стоило бы, князь Андрей. Прежде на вас, Александровичей, люд как на сыновей светлой памяти князя Невского смотрел, когда он вам уделы выделял. Но когда вы распри меж собой затеяли да татар на Русь наводить принялись и зорить ее, а народ на поругание обрекли, за что любить вас?

Дмитрий с Ногаем связался,

А ты, князь, в Сарай дорогу протоптал. Слух есть, и ныне к хану намерился?

Управы на Даниила и Михаилу искать. Они меня Переяславля лишили, а ведомо — я един, великий князь, на него право имею. Переяславское княжество от Владимирского повело начало.

Мыслишь с татарами вернуться, кровью страх нагнать? Не суд расправу чинить?

Андрей Александрович насупился:

За этим пришел, владыка?

Митрополит вздохнул, поднялся:

Беден народ наш, князь, обнищали и приходы церкви: скудны княжьи пожертвования. Припомни, великий князь, когда подавал ты на храм Господень? Ты хану отвозишь много боле, а все для того, чтоб ордынцы твою власть поддержали. Как ответишь ты, великий князь, на Божьем суде за свои деяния?

Я сам себе судья на этом свете, владыка. — Андрей резко вскочил.

Гордыней обуян ты, великий князь.

Вскинув голову, митрополит нс спеша покинул княжьи хоромы.

* * *

От Владимира до Суздаля великого князя сопровождали боярин Ерема и десятка два гридней. До Боголюбова ехали берегом Клязьмы, затем дорога повернула к северу. Сначала она петляла лесом, но ближе к Суздалю вырвалась на равнину, где поля и деревни на открытом просторе далеко просматривались.

Ерема ехал с князем стремя в стремя. Кони шли шагом, позванивая сбруей, и боярин думал о том, что быть у князя первым советчиком — честь большая, но и опасная. Эвон, как было с Семеном Тонгалиевичем. Еще в Городце был он любимцем князя Андрея, и слух шел, что это он подбил городецкого князя начать борьбу за великое княжение.

Когда о том проведал Дмитрий, то подослал к боярину убийц, и те жестоко расправились с Семеном Тонгалиевичем…

При мысли об этом у боярина Еремы холод гулял под рубахой: ну как и его такая судьба ждет?

В пути князь Андрей вспомнил, о чем у него был разговор с митрополитом, молвил Ереме:

Владыке бы Даниила воззвать к покорности, ан не поймет Максим, что великому князю без татар не обойтись. Звать их, да не токмо Даниила, но и Михайлу Тверского проучить. Вишь, возомнил себя выше великого князя! Владыке бы сказать: «К смирению приведи их, князь Андрей Александрович, и другие князья за ними потянутся…»